Множественные ушибы. Саймон Бекетт

ступню.

      – Я слышал, как утром кто-то стрелял.

      – Отец. Пошел поохотиться.

      – Полагаю, это он приходил вчера вечером.

      – Да. – Она снова заправила за ухо прядь волос. – Прошу прощения. Мой отец – замкнутый человек. Он не любит чужаков.

      – Я уже догадался. – Напрасно я это брякнул. Матильда не отвечала за поступки отца и, помогая мне, навлекала на свою голову неприятности.

      – Почему вы не отвезли меня в больницу? Боялись, что возникнут проблемы из-за ваших капканов?

      Она подняла голову.

      – Я решила, что будет лучше, если стану лечить вас сама. Но если бы вам потребовалась неотложная медицинская помощь, вы бы ее непременно получили.

      Странно, но я ей сразу поверил.

      Матильда еще мгновение не сводила с меня взгляда, затем вернулась к работе и продолжила снимать повязку.

      – Следовательно, я волен уйти, когда захочу?

      – Разумеется.

      – В таком случае зачем вы закрывали на замок крышку люка?

      – Вы были в бреду – могли упасть с лестницы и покалечиться.

      Учитывая вчерашние события, ее слова показались мне настолько нелепыми, что я чуть не расхохотался.

      – Или не желали, чтобы меня увидел ваш отец?

      Матильда промолчала, тем самым подтвердив мое предположение. Я не представлял, как она собиралась скрывать мое присутствие на ферме. Но, познакомившись с ее папашей, вполне мог ее понять. Оставалось благодарить судьбу, что в лесу на меня наткнулись его дочери, а не он.

      – Как вам удалось поднять меня сюда без ведома отца?

      – У него больная спина, и во второй половине дня обычно он спит. Из леса мы выносили вас на одеяле. Часто останавливались, чтобы передохнуть. – Матильда осторожно отлепляла от кожи последний тампон. – В амбаре нет удобств. Но в нем тепло и спокойно. Можете оставаться здесь сколько угодно. Во всяком случае, до тех пор, пока не окрепнете.

      – Вы не боитесь, что я расскажу полиции о том, что случилось?

      – Это ваше право.

      И снова мне захотелось ей поверить. Но лишь до тех пор, пока я не вспомнил о полиэтиленовом пакете в рюкзаке. Наверное, у Матильды есть причины считать, что я не сунусь в полицию? От этой мысли меня прошиб пот. Но тут она окончательно сняла повязку, и когда я увидел, что находилось под ней, то забыл про все остальное.

      – Проклятие!

      Нога распухла и побагровела. Ногти на пальцах на фоне синюшной кожи казались крохотными перламутровыми пуговицами. От лодыжки к подъему тянулась цепочка вздувшихся, воспалившихся ран – отвратительных дырок с запекшейся вокруг кровью и гноем. По краям, похожие на лапы дохлых пауков, торчали нитки от швов.

      – Это так и надо? – с тревогой спросил я.

      По лицу Матильды я не мог догадаться, что она думает, беря еще кусок ваты и принимаясь протирать раны.

      – Заживает.

      – Заживает? – Я уставился на ступню, и, словно под действием взгляда, ее стало дергать сильнее. – Вам не кажется, что мне следует показаться врачу?

      Она