Мы пришли с миром.... Виталий Забирко

службу безопасности рядовой кукольных дел мастер?

      – Ты адрес Андрюхи знаешь?

      – Осокина? – удивился Мирон. – Зачем тебе?

      – Поговорить надо. Так знаешь?

      – Нет. Но знаю, где он работает.

      – Это я тоже знаю… Ладно, тогда пойду.

      – Погоди, – придержал меня за рукав Мирон. – Освящение икон в церкви до полудня, так что минут через пятнадцать мои покупатели иссякнут. Я освобожусь, вместе сходим. Деньги есть, посидим втроём, водочки выпьем…

      Я заглянул ему в глаза и увидел, что не только водочки хочется Мирону. Было в глазах что-то такое, отчего я не поверил в искренность его слов.

      – Нет. Мне с Андрюхой тет-а-тет поговорить надо. В другой раз посидим, водочки попьём.

      – Ишь, какие мы… – обиделся Мирон. – Как сделались богатенькими, так появились свои секреты…

      И опять я уловил фальшь в его словах. Не обида, а что-то другое мнилось мне в интонации Мирона, но что именно, понять не мог. Столько личных неурядиц навалилось, что любые слова кажутся подозрительными.

      – Пока, – отчуждённо махнул я рукой и направился из сквера в сторону университетского городка.

      Спустившись на набережную, я миновал три двенадцатиэтажных студенческих общежития и свернул к учебным корпусам. Стеклодувная мастерская находилась в одноэтажном здании между корпусами физического и химического факультетов.

      Несмотря на холодную погоду, дверь в мастерскую была открыта настежь, и оттуда тянуло жаром. Я вошёл и огляделся. В левом углу перемигивалась огоньками муфельная печь, в правом застыл загаженный зелёной пастой ГОИ полировальный круг, а между ними вдоль глухой стены тянулся длинный стол с огнеупорным покрытием и тремя стационарно установленными газовыми горелками. Две не работали, а в пламени центральной, сидя на высоком табурете спиной ко входу в мастерскую, колдовал с раскалённым стеклянным шариком Андрей Осокин. Шумела вытяжная вентиляция, ревела газовая горелка, поэтому моих шагов он не услышал и не обернулся.

      Я подошёл ближе и из-за его спины стал наблюдать. В огне горелки на конце стеклянной трубки вращался маленький глаз, только не карий, как те, которые я вставил Буратино, а голубой. Быстрыми вращательными движениями Андрей вытянул трубку у глаза до толщины капилляра, отключил в горелке поддув воздуха, немного подержал глазок в низкотемпературном пламени и положил на кусок асбестового одеяла.

      – Осталось залить глицерин и запаять, – сказал я из-за спины.

      Андрей повернулся, посмотрел на меня сквозь защитные очки и выключил горелку. Рёв оборвался, и в мастерской воцарилась тишина.

      – Не глицерин, а полиэтилсилаксан, – поправил он меня и снял очки. – Привет. Какими судьбами?

      – Привет. – Я пожал ему руку. – Прослышал, что ты разбогател.

      Андрей криво усмехнулся.

      – Не верь слухам.

      – Ой ли? Говорят, заказчик за пару глаз платит тебе по сто долларов.

      – Платит, – не стал юлить Андрей. – Но восемьдесят из них уходит на оплату газа и электричества. – Он кивнул в сторону муфельной печи. – Иначе