Чистилище Сталинграда. Штрафники, снайперы, спецназ (сборник). Владимир Першанин

довести людей до переднего края. Он отмахнулся от Бориса, а подвыпивший старшина сказал с сочувствием:

      – Чего ты торопишься? Куда мы идем, оттуда не возвращаются. Не торопись, пока не припекло.

      Уставшие от многодневного марша бойцы были облеплены пылью и не реагировали на мрачное предсказание старшины.

      В голове Бориса что-то щелкнуло, он зашагал в обратную сторону. Обувь найти не сумел, шагал босиком, сбил ноги, но упрямо продолжал путь к дому. Через два дня его задержал патруль. Лейтенант, слушая рассказ, лишь качал головой. Парень отмахал сто с лишним верст и упрямо рвался идти дальше.

      – Отпустите меня, – попросил Борис.

      – Зачем? – удивился лейтенант.

      – Домой пойду.

      – Свихнулся, что ли?

      – От страха он одурел, – сказал патрульный солдат с комсомольским значком на груди. – Глядеть на это чучело противно.

      Задержание происходило посреди села. Собрались люди, ожидали, что будет дальше. Борис Ходырев, несостоявшийся боец инженерного батальона, очень напоминал плакатного дезертира. Обросший щетиной, в расхристанной гимнастерке без пояса, он переминался, глядя на избитые в кровь ноги. Только сейчас почувствовал, как они горят. Когда вели в кутузку, пришлось шагать через участок высохшей травы. Израненные ступни обжигало сильной болью, но когда он замешкался, лейтенант сильно пихнул в спину.

      – Двигай живее!

      – Не могу, ступни сбил.

      – От фронта резво убегал.

      А солдат с комсомольским значком не дал закурить. Предупредил:

      – Не вздумай бежать. Стрельну.

      – Куда я побегу, вон ноги в крови.

      – Пожалеть тебя?

      И больно толкнул прикладом. В подвальной камере районной комендатуры Бориса приняли более тепло. Посоветовали распухшие ступни лечить мочой. Дали махорки и объяснили, как надо держать себя на допросе.

      – Кайся, говори, что ничего не соображал.

      – Так и было, – отвечал Борис. – У меня в башке перемкнуло, вот и дунул непонятно куда.

      – А сейчас готов сражаться до последней капли крови, – подсказали ему.

      Ходырев соображал, издеваются над ним или продолжается инструктаж. Помявшись, заметил:

      – Не обязательно до последней…

      – Гля, поумнел!

      Камера невесело посмеялась. Большинство из обитателей были дезертирами, имелась и другая публика. Сидел огромного роста боец с низким лбом и массивной, выпирающей вперед челюстью. Кроме дезертирства, он обвинялся в изнасиловании и убийстве. Основную часть времени он спал, зарывшись в солому. Когда приносили холодные сизые комки ячневой каши, жадно глотал свою порцию. Хлеба не давали, кашу запивали водой.

      Насильника звали Геша, над его тупостью за спиной издевались, но и побаивались. Когда ему ночью стало холодно, он вытряхнул из шинели соседа. Обиженный человек пытался отстоять свое имущество, но получил удар в лицо.

      Никто из обитателей камеры не вмешивался.