Приключения Тома Сойера. Марк Твен

деятельно мазать забор, а тетушка покидала поле битвы с туфлей в руке и торжеством во взоре.

      Но энергии хватило у Тома ненадолго. Он вспомнил, как весело собирался провести этот день, и на сердце у него стало еще тяжелее. Скоро другие мальчики, свободные от всяких трудов, выбегут на улицу гулять и резвиться. У них, конечно, затеяны разные веселые игры, и все они будут издеваться над ним за то, что ему приходится так тяжко работать. Самая мысль об этом жгла его, как огонь. Он вынул из карманов свои сокровища и стал рассматривать их: обломки игрушек, шарики и тому подобная рухлядь; всей этой дребедени, пожалуй, достаточно, чтобы оплатить три-четыре минуты чужого труда, но, конечно, за нее не купишь и получаса свободы. Он снова убрал свое жалкое имущество в карман и отказался от мысли о подкупе. Никто из мальчишек не станет работать за такую нищенскую плату. И вдруг в эту черную минуту отчаяния на Тома снизошло вдохновение! Именно вдохновение, не меньше – блестящая, гениальная мысль.

      Он взял кисть и спокойно принялся за работу. Вот вдали показался Бен Ро́джерс, тот самый мальчишка, насмешек которого он боялся больше всего. Бен не шел, а прыгал, скакал и приплясывал – верный знак, что на душе у него легко и что он многого ждет от предстоящего дня. Он грыз яблоко и время от времени издавал протяжный мелодический свист, за которым следовали звуки на самых низких нотах: «Дин-дон-дон, дин-дон-дон», так как Бен изображал пароход. Подойдя ближе, он убавил скорость, стал посреди улицы и принялся не торопясь заворачивать, осторожно, с надлежащею важностью, потому что представлял собою «Большую Миссу́ри», сидящую в воде на девять футов. Он был и пароход, и капитан, и сигнальный колокол в одно и то же время, так что ему приходилось воображать, будто он стоит на своем собственном мостике, отдает себе команду и сам же выполняет ее.

      – Стоп, машина, сэр! Динь-дилинь, динь-дилинь-динь!

      Пароход медленно сошел с середины дороги и стал приближаться к тротуару.

      – Задний ход! Дилинь-дилинь-динь!

      Обе его руки вытянулись и крепко прижались к бокам.

      – Задний ход! Право руля! Тш, дилинь-линь! Чшш-чшш-чшш!

      Правая рука величаво описывала большие круги, потому что она представляла собой колесо в сорок футов.

      – Лево на борт! Лево руля! Дилинь-динь-динь! Чшш-чшш-чшш!

      Теперь левая рука начала описывать такие же круги.

      – Стоп, правый борт! Дилинь-динь-динь! Стоп, левый борт! Вперед и направо! Стоп! Малый ход! Динь-дилинь! Чуу-чуу-у! Отдай конец! Да живей, пошевеливайся! Эй, ты, на берегу! Чего стоишь? Принимай канат! Носовой швартов![7] Накидывай петлю на столб! Задний швартов! А теперь отпусти! Машина остановлена, сэр! Дилинь-динь-динь! Шт! шт! шт! (Машина выпускала пары.)

      Том продолжал работать, не обращая на пароход никакого внимания. Бен уставился на него и через минуту сказал:

      – Ага! Попался!

      Ответа не было. Том глазами художника созерцал свой последний мазок, потом осторожно провел кистью опять и вновь откинулся назад – полюбоваться. Бен подошел и встал рядом. У Тома слюнки потекли при виде яблока,

7

Швартов – канат, которым корабли привязывают к сваям пристани.