Зеленые тени, Белый Кит. Рэй Брэдбери

дверь, скрипя, распахивалась настежь, доносились вопли шефа, осыпающего поваров руганью.

      Дверь открывается:

      Вопль!

      Захлопывается:

      Молчание.

      Открывается:

      Вопль!

      Закрывается:

      Молчание.

      – Вы слышали? – прошептал Джон.

      Открывается – вопль!

      – Том, это ты.

      Закрывается – молчание. Открывается – вопль.

      – А это ты, Лиза.

      Открывается. Закрывается. Открывается. Закрывается.

      – Том, Лиза, Том, Лиза!

      – Боже мой! – вскричала Лиза.

      – Господи помилуй! – сказал Том.

      Крик. Тишина. Крик.

      – Так это мы? – сказали они хором.

      – Или приближенное подобие, – ответил Джон, держа тлеющую сигару в уголке рта. – Плюс-минус несколько децибел. Шампанского?

      Джон подлил в наши бокалы и заказал еще.

      Том и Лиза так расхохотались, что им пришлось схватиться друг за друга. Они давились от смеха, пока совершенно не выдохлись.

      Поздно вечером Джон попросил шеф-повара показаться в дверях кухни.

      Его встретил шквал аплодисментов. Изумленный, он пожал плечами, кивнул и был таков.

      Когда Джон платил по счету, Том размеренно сказал:

      – Ну хорошо. Она не ездила в дамском седле.

      – Я ждал, что ты скажешь это, Том. – Джон протяжно выдохнул струю дыма и вынул изо рта сигару. – Я так надеялся, что ты это скажешь.

      Вечером перед великой охотничьей свадьбой Майк и я поехали за унитаристским священником, преподобным мистером Хиксом, и привезли его в Килкок.

      По пути к машине он говорил о красотах Дублина. Когда мы выезжали из города, расхваливал окрестности и реку Лиффи, а когда начались зеленые просторы, его красноречие достигло апогея. Казалось, ни здесь, ни там нет ни изъянов, ни недостатков. Даже если и были таковые, он предпочитал о них умалчивать ради достоинств. Если бы хватило времени, он перечислил бы их все до единого. А тем временем охотничья свадьба уже расплескалась, как бледная узорчатая кружевная пена на утреннем берегу, и он переключился на нее, поджав губы, алея остреньким носом и налитыми кровью глазами.

      Когда мы въехали на посыпанный гравием двор, он выдохнул:

      – Слава богу, нет луны! Чем меньше народу увидит, как я приезжаю, тем лучше!

      – Завтра весь город увидит из окон, – сухо заметил я, – как вы разыгрываете языческую церемонию и изрекаете богохульные словеса.

      Преподобный мистер Хикс превратился в статую, высеченную из лунного камня.

      – Добудь мне бутылку, – прохрипел он. – И уложи в постель.

      Я проснулся перед самым рассветом в комнате для прислуги и лежал, предвкушая великолепный день, каким он обещал быть.

      Театр, имя которому Ирландия, ждал.

      Мне показалось, что снизу доносился местный говорок либо припозднившихся завсегдатаев Финнова паба, либо прибывших поглазеть спозаранку на протестантское позорище.

      Мне послышалось, будто кто-то на краю зеленого мира пробует охотничий рожок.

      Мне