Под открытым небом. Собрание сочинений в 4-х томах. Том 1. Александр Малиновский

поднялись.

      И тут последовала новая команда, которая вновь заставила их подчиниться:

      – По разным сторонам дороги разойдись! По домам «шагом марш»!

      Дома, весело глядя на Шурку, отец сказал:

      – Молодец, такого крепкого парня свалил. Это хорошо. Но кто же лежачего бьёт? Несправедливо. Так нельзя.

      – Да я… – Шурка хотел объяснить, что они разом повалились.

      Но отец опередил:

      – А грязью зачем ты ему лицо мазал?

      – Я не помнил, что делал, совсем…

      – Ну, брат, – отец покачал головой. – Драться надо уметь так, чтобы не терять над собой власть. Иначе до беды недалеко. И ещё надо знать, за что дерёшься.

      Он внимательно посмотрел на Шурку:

      – Причина для драки была серьёзная?

      – Была, – потупившись, ответил Шурка.

      – Ну, раз была, то всё нормально. Веселей гляди. Бери вёдра, пошли скотину поить.

      Через несколько минут вёдра весело загремели в руках Шурки. А чуть позже призывно на калде замычала Жданка.

      Полонез Огинского

      Шурка давно уже знал, что дядя Гриша Кочетков в войну работал в утёвской сапожной мастерской с его польским отцом.

      На прошлой неделе он, как взрослый, подошёл к Кочетку прямо на улице, когда тот проходил мимо их двора, спросил:

      – Дядя Гриша, расскажи что-нибудь про моего польского отца.

      Тот не удивился просьбе, как будто давно об этом уже говорили.

      – Приходи завтра днём.

      …Едва Шурка щёлкнул щеколдой, залаяла собака. Вышел хозяин. Подойдя ближе, положил легонько руку на плечо Шурки и они, как старые знакомые, пошли в дом.

      Оставив Шурку, хозяин скрылся в сенях. Вышел оттуда, держа в руках мандолину и потрёпанную ученическую тетрадь.

      – Дядя Гриша, у вас фотографии отца есть?

      – Одна групповая была, да жалко, запропастилась куда-то. Шурка понурил голову.

      – Ладно, не грусти. В Куйбышеве у меня друг живёт, он на той фотокарточке стоял около твоего отца, может, у него сохранилась…

      Полистав тетрадку, нашёл нужную страницу, помятую и исписанную карандашом.

      – Вот:

      Когда пролётных птиц несутся вереницы

      От зимних бурь и вьюг и стонут в вышине,

      Не осуждай их, друг! Весной вернутся птицы

      Знакомым им путём к желанной стороне.

      Но, слыша голос их печальный, вспомни друга!

      Едва надежда вновь блеснёт моей судьбе,

      На крыльях радости помчусь я быстро с юга

      Опять на север – вновь к тебе!

      – Знаешь, кто написал? – спросил Кочеток.

      – Нет. Может, Пушкин?

      – Пушкин, только польский – Адам Мицкевич, вот! Один раз, в войну, у твоей матери был день рождения. Ну, мы собрались… Даже пиво было.

      Отец твой прочитал это стихотворение по-польски, пересказал по-русски. Назвал автора – Адам Мицкевич. Мы признались, что не знаем такого. Он тогда очень расстроился и даже, кажется, обиделся на нас. Говорил по-русски плохо, а тут совсем смутился, когда объяснял нам,