Паштет из соловьиных язычков. Виктор Емский

ую по краям глиняной миски ежедневную порцию паштета, приготовленного из соловьиных язычков. И все. Не было ни хлеба, ни ложки. Как обычно.

      Марк хотел было взять миску и выбросить ее в пропасть, что он проделывал каждое утро, не собираясь есть такую пищу из принципа, но сегодня день был особенным, и потому он решил позавтракать тем, что дают. Но сначала нужно было выполнить ряд необходимых процедур.

      Марк вышел из пещеры и, пройдя два десятка шагов, оказался у обрыва. Он торопливо сделал несколько гимнастических упражнений, после чего мельком взглянул на солнце, появившееся из-за горизонта.

      Было холодно. Но Марк давно к этому привык. Первое время он сильно мерз, мечтая заболеть и умереть окончательно, но почему-то оставался жив и даже не кашлял. Сначала Марк удивлялся своему крепкому здоровью, но со временем понял, что здоровье это дано ему богами для того, чтобы он мучился как можно сильнее и как можно дольше об этом помнил. Сейчас же его закаленный организм только радовался утренней прохладе, и потому он пробежался вокруг скалы, сделав несколько кругов.

      Размявшись, Марк подошел к чашевидной нише в стенке скалы и выпил чистой воды. Дождь лил каждую ночь. Этакий получасовой сеанс орошения, из-за которого не приходилось думать об отсутствии влаги. Да не особо-то было и надо. Есть влага – жизнь. Нет ее – смерть. Очень хотелось смерти, но углубление в скале регулярно наполнялось чистой водой.

      Он огляделся и в очередной раз увидел, что стоит на ровной как стол вершине горы с возвышающейся в центре скалой. Вокруг горы расстилается безжизненная пустыня и даже с такой высоты не видно внизу ни одного человеческого жилища. А есть ли они вообще? А живы ли люди?

      Он поднял взгляд вверх и увидел обычное синее небо. Ни единой тучки не было в вышине. Потому что так было всегда. Кроме ночи. На востоке вставал алый диск солнца, а над скалой кружили три птицы. Марк приставил ладонь ко лбу и всмотрелся.

      Птицы появлялись всегда перед казнью, и количество их бывало разным. Когда две, когда три, а когда целая стая. Они безмолвно парили над скалой, и разглядеть, к какому виду эти птицы относятся, не представлялось возможным. Но то, что они имели странный вид, становилось ясно при первом же взгляде на них. Туловища их чернели подобно саже, а крылья почему-то светились белым. Головы же походили на короткие цилиндры, и казалось, будто птицы надели ведрообразные боевые шлемы.

      Марк, наблюдая за полетом воздушной троицы, подумал, что толку от таких наблюдений мало. Но на самом деле толк все-таки был, и заключался он прежде всего в том, что пернатые существа никогда не гадили на площадку, и это было достаточно приятным фактом, принимая во внимание немалую величину крылатых тварей.

      Секира находилась на месте. Ее холодное лезвие сверкало в лучах восходящего солнца подобно звезде, обещающей новый прекрасный мир каждому, кто на нее взглянет. Правда, назначение секиры не имело никакого отношения к жизни, потому что создана она была совершенно для противоположной цели, и потому появлялась здесь лишь в строго определенные дни.

      Сегодня был именно такой день. Деревянная колода ждала на краю площадки, и секира была воткнута лезвием в древнюю, почерневшую от крови древесину. Колода и секира появлялись в ночь перед днем казни, и тогда Марк испытывал множество различных ощущений. Описать их невозможно, поскольку те, кто попадают в такие ситуации о чувствах своих – равно как и об ощущениях – если и распространяются, то исключительно психиатрам, причем только во время проведения судебно-медицинской экспертизы. Но на вершине проклятой горы никаких специалистов по отходам человеческой мыслительной деятельности не было, и потому переживания Марка в который раз остались при нем.

      Марк бросил взгляд на пещерную входную арку. Отверстие зияло. А почему оно не должно зиять, если оно есть? Он поймал себя на мысли, что все-таки рад перемене, ведь до очередной казни всегда приходилось ждать достаточно долго, и оставалось только копаться в собственных мыслях, которые легко могли привести обычного человека к безумию. Но Марк был обычным человеком всего только раз.

      Тогда он ел, пил, командовал, наживал, общался, спал, купался, совокуплялся, короче – жил! А сейчас? Сейчас он тоже был, но совсем не так.

      Марк зашел в пещеру и взял в руки миску с едой. Собрав три пальца щепотью, он быстро вычерпал противную на вид жижу и съел ее. Вытерев пальцы о полу грязной серой туники, в которую был одет, Марк вышел из пещеры и зашвырнул миску в пропасть.

      Наклонившись туловищем вперед, он крикнул вниз:

      – Сегодня ты без завтрака! Оближешь миску, сволочь! Если не разобьется…

      Довольно хохотнув, он направился к колоде.

      До встречи с жертвами оставалось еще несколько минут. Он вспомнил, что звали его раньше Марком Лицинием Крассом. И что дало это воспоминание? Ровным счетом ничего. Ведь тот, кого звали Крассом, давным-давно погиб, а пещерный затворник Марк продолжал жить. Вроде бы одно и то же существо, но не совсем. Как же это возможно?

      Вдруг в глазах Марка потемнело.