Доктор Живаго. Борис Пастернак

скучные сумерки с улицы позвонили. Вошел кто-то с претензиями и упреками. На парадное потребовали хозяйку. В переднюю унимать страсти вышла Фаина Силантьевна.

      – Сюда, девоньки! – вскоре позвала она туда мастериц и по очереди стала всех представлять вошедшему.

      Он с каждою отдельно поздоровался за руку прочувствованно и неуклюже и ушел, о чем-то уговорившись с Фетисовой.

      Вернувшись в зал, мастерицы стали повязываться шалями и вскидывать руки над головами, продевая их в рукава тесных шубеек.

      – Что случилось? – спросила подоспевшая Амалия Карловна.

      – Нас сымают, мадам. Мы забастовали.

      – Разве я… Что я вам сделала плохого? – Мадам Гишар расплакалась.

      – Вы не расстраивайтесь, Амалия Карловна. У нас зла на вас нет, мы очень вами благодарны. Да ведь разговор не об вас и об нас. Так теперь у всех, весь свет. А нешто супротив него возможно?

      Все разошлись до одной, даже Оля Демина и Фаина Силантьевна, шепнувшая на прощание хозяйке, что инсценирует эту стачку для пользы владелицы и заведения. А та не унималась:

      – Какая черная неблагодарность! Подумай, как можно ошибаться в людях! Эта девчонка, на которую я потратила столько души! Ну хорошо, допустим, это ребенок. Но эта старая ведьма!

      – Поймите, мамочка, они не могут сделать для вас исключения, – утешала ее Лара. – Ни у кого нет озлобления против вас. Наоборот. Все, что происходит сейчас кругом, делается во имя человека, в защиту слабых, на благо женщин и детей. Да, да, не качайте так недоверчиво головой. От этого когда-нибудь будет лучше мне и вам.

      Но мать ничего не понимала.

      – Вот так всегда, – говорила она, всхлипывая. – Когда мысли и без того путаются, ты ляпнешь что-нибудь такое, что только вылупишь глаза. Мне гадят на голову, и выходит, что это в моих интересах. Нет, верно, правда выжила я из ума.

      Родя был в корпусе. Лара с матерью одни слонялись по пустому дому. Неосвещенная улица пустыми глазами смотрела в комнаты. Комнаты отвечали тем же взглядом.

      – Пойдемте в номера, мамочка, пока не стемнело. Слышите, мамочка? Не откладывая, сейчас.

      – Филат, Филат! – позвали они дворника. – Филат, проводи нас, голубчик, в «Черногорию».

      – Слушаюсь, барыня.

      – Захватишь узлы, и вот что, Филат, присматривай тут, пожалуйста, пока суд да дело. И зерна и воду не забывай Кириллу Модестовичу. И все на ключ. Да, и, пожалуйста, наведывайся к нам.

      – Слушаюсь, барыня.

      – Спасибо, Филат. Спаси тебя Христос. Ну, присядем на прощание, и с богом.

      Они вышли на улицу и не узнали воздуха, как после долгой болезни. Морозное, как под орех разделанное пространство, легко перекатывало во все стороны круглые, словно на токарне выточенные, гладкие звуки. Чмокали, шмякали и шлепались залпы и выстрелы, расшибая дали в лепешку.

      Сколько ни разуверял их Филат, Лара и Амалия Карловна считали эти выстрелы холостыми.

      – Ты, Филат, дурачок. Ну ты сам посуди, как не холостые, когда не видно,