Лавровый венок для смертника. Богдан Сушинский

его ухода, не усомнился в нем. Хотя к тому времени в одном из журналов уже был опубликован его третий рассказ, Согред все же явился на заседание клуба и решительно заявил: «С литературными экспериментами покончено. Я ухожу из клуба и не пишу больше ни строчки. Отныне меня интересует только юриспруденция».

      Доктор Краузе и все они, «литературные несмышленыши», как иногда позволял себе называть питомцев президент клуба, только рты разинули от удивления.

      «Не дури! – успел бросить вслед ему Эвард, все еще считавший, что вправе давать Рою советы. – Все равно вернешься. Не в наш клуб, так в другой. Мы обречены на эту страсть. Мы на нее – обречены!»

      «Это-то меня и задевает, черт возьми, – процедил сквозь зубы Согред, уже стоя в дверях. – Я не желаю зависеть от каких-либо страстей. Это вы всю жизнь будете ползать у ног своей славы, чтобы на смертном одре открыть для себя, что потратили жизнь впустую».

      Эвард был уверен, что в эти минуты Рою являются те же видения из прошлого, что и ему. Вот только истолковывают они их по-разному.

      – Теперь уж не многие помнят, что я, как никто из них, мог рисковать на литературном поприще, – первым нарушил установившееся тягостное молчание начальник тюрьмы. Слишком уж болезненные воспоминания вызывало у него неожиданное появление на Рейдере одного из счастливчиков «Клуба бессмертных». Все, от чего он так долго и яростно отрекался, вдруг ожило в нем и вонзилось в душу змеиным жалом.

      – Почему же, помнят. Во всяком случае, те, кто хотел бы помнить такое, – неуверенно возразил Грюн. – Но ты ведь знаешь: после смерти Дитриха Краузе, «Клуб бессмертных» распался. Встречаемся теперь крайне редко, да и то на страницах журналов или на книжных полках.

      Они опустошили рюмки, зажевали хмельную горечь солеными орешками, и Рой вновь взялся за бутылку.

      – Так что тебя привело сюда? – вдруг не очень-то дружелюбно спросил он, умудрившись слегка охмелеть уже после второй порции.

      – Мне казалось, что так никогда и не задашь этот вопрос.

      – Любой вопрос должен быть своевременным и уместным. Имеется принципиальное возражение?

      – Я уже говорил о конкурсе…

      – Конкретнее, Грюн, конкретнее.

      – Мне нужен смертник.

      – Кто?! – хмельно уставился на него начальник тюрьмы. – Кто тебе нужен?!

      – Я сказал: «смертник». Ты ведь знаешь, что я последовательный и убежденный сторонник психологического натурализма.

      – Откуда мне знать? В «Клубе бессмертных» такого термина не существовало.

      – Тем не менее меня провозгласили «основателем психологического натурализма в малом жанре».

      – Кто это тебя… «провозгласил»? – Согред становился все более нетерпеливым, и Грюн Эвард метался в словесных формулах, как птенчик в клетке, не зная, каким образом вернуться к главному в их разговоре.

      – Об этом писали в «Литературном обозрении Фриленда», – объяснил он, едва сдерживая раздражение.

      – Я давно не читаю этой погани!

      – Рой,