Три дочери. Валерий Поволяев

надо завязать, пока не вырастет Ирка.

      А вырастет – видно будет.

      Ира росла девочкой изящной, никакой детской припухлости, отечной мягкости в ее фигуре не было – стройная получилась девочка.

      – Она не только певицей будет, но и балериной, – такой вывод сделала Солоша.

      – Откуда знаешь, мам? – спросила Лена.

      – А ты видишь, как она ножки тянет? Вначале одну ножку, потом другую. Посмотри внимательнее.

      – Ну ма-ам…

      – Чую, придется дяде Виссариону шить ей пуанты, – Солоша вздохнула, окинула внучку ласковым взглядом. – Иришку она любила, пожалуй, больше, чем дочерей, и степень, силу привязанности своей менять не собиралась, – внучка для нее была дороже всех. Может, это было несправедливо, но ничего поделать с собой Солоша не могла.

      Илья Миронович не исчез из жизни Елены, появился в солнечном апреле, в ясный пасхальный день, когда каждый предмет на улице источает свет, он насквозь пронизан лучами благодатного огня, а на душе играет музыка – в общем, пасхальная седмица есть пасхальная седмица.

      Появился Илья Миронович в Печатниковом переулке не пустой – с собой прикатил новенький, торжественно посверкивающий никелем велосипед с красными шинами и кусочками бруснично-алого стекла, вставленного в реберные части педалей. От одного только вида этого роскошного велосипеда можно было ослепнуть.

      Во дворе дома номер двенадцать незамедлительно собрались восхищенные дети. Илья Миронович отогнал их несколькими взмахами руки и, устало вздохнув, вкатил сверкающее диво в подъезд.

      У двери квартиры, на которой масляной краской была выведена цифра «4», остановился и, поспешно переломив что-то в себе, надавил пальцем на блестящую черную пуговку электрического звонка.

      На призывное дребезжание вышла сама Елена. Честно говоря, Илья Миронович не ожидал ее увидеть, поэтому напрягся, одернул на себе полы дорогого светлого пыльника.

      – Ты? – удивилась Елена. – Что случилось?

      – Войти можно?

      – А зачем? – в Еленином голосе отчетливо зазвенел металл.

      – Ну-у, – Илья Миронович замялся, в следующее мгновение выставил перед собой велосипед. – Видишь, какую красоту я пригнал тебе в подарок?

      Хоть и звучал в голосе Елены металл, а невольную улыбку она сдержать не сумела – велосипед в Москве, да еще такой роскошный, был все-таки редкостью. Она протянула руку к призывно поблескивающему рулю – захотелось погладить его, как живое существо, но в следующий миг отдернула.

      Попробовала покачать головой отрицательно, отказаться от подарка, но это у нее не получилось.

      Велосипед остался у нее, Илья Миронович ушел домой, удовлетворенно кивая сам себе.

      Несмотря на декретный отпуск, Елена иногда появлялась на работе, – без этого никак не могла, – сдавала Иришку на руки матери и мчалась в свою контору, в здание без вывески, расположенное в одном из лубянских проездов. Когда она долго не появлялась на работе, внутри