Ведьма. Вадим Иванович Кучеренко

пойти за ним. Что-то неодолимо влекло ее к незнакомцу, и она хотела понять, что именно, чтобы потом не жалеть об упущенной возможности. Но в эту самую минуту она увидела человека в рясе. Он спешил, еще немного – и скрылся бы в одной из монастырских башен.

      Ульяна в растерянности оглянулась – незнакомец уже исчез за поворотом. И она выбрала синицу в руках, тем более что именно та и была целью ее визита в Новодевичий монастырь.

      – Батюшка! – закричала, привлекая к себе внимание священнослужителя, Ульяна. – Постойте! Пожалуйста, подождите, я вас должна спросить о чем-то очень важном!

      Священник или монах, Ульяна плохо разбиралась в мужчинах, носивших одежду, похожую на женское платье, услышав ее, остановился. Застигнутый на полпути, он с явным неудовольствием взирал на почти бегущую к нему женщину. Но, разглядев, что она молода и красива, сменил гнев на милость и неожиданно густым рокочущим басом произнес:

      – Не спеши, дочь моя! Я не испарюсь, яко дух.

      Священник был маленького роста, и его бас, а особенно то, что он пытался шутить, весьма изумили Ульяну. Но за это утро она уже устала удивляться, поэтому, подойдя, без долгих предисловий заявила:

      – Buscando la verdad, Santo padre!

      Священник с удивлением воззрился на нее, явно ничего не поняв. Он растерянно пробормотал:

      – Отец Евлампий я…

      Ульяна прикусила губу, чтобы не рассмеяться. Все ее мысли были о незнакомце, с которым она только что рассталась. Поэтому и к батюшке она обратилась по-испански. «Ищу истину, святой отец!» Еще хорошо, что тот ее не понял, а то счел бы за сумасшедшую. И был бы, вероятно, недалек от истины.

      Ульяна, не теряя времени на объяснения, уже на чистом русском языке спросила:

      – Батюшка, если кто-то лишает другого человека возможности зачать ребенка, он тем самым совершает грех?

      Но в лучшую сторону ситуация не изменилась. Лицо отца Евлампия выразило столь сильное недоумение, что Ульяне вдруг захотелось махнуть на все и вся рукой, повернуться и бежать со всех ног без оглядки из монастыря. Но понимая, что это выглядело бы еще более странным, чем все то, что происходило до сих пор, она сдержала свой душевный порыв и не сдвинулась с места. Изменилась лишь ее улыбка, став печальной.

      Возможно, только неожиданно погрустневшее лицо Ульяны и сподвигло ошеломленного отца Евлампия на ответ. Запинаясь, он пробормотал:

      – Дочь моя, грех аборта страшнее убийства. Ибо он не только лишает жизни ребенка, но и лишает его возможности принять Таинство Святого Крещения…

      – Да я не об этом,– нетерпеливо отмахнулась Ульяна, не дослушав. – Аборт – это тяжкий грех, об этом каждая школьница знает, батюшка. А вот если женщине не дают даже зачать ребенка? Это грех или нет?

      – А яко же, – перешел от смущения на старославянский батюшка. – Это великий грех перед Богом – препятствовать зачатию.

      – Любыми средствами? – уточнила Ульяна.

      – Любыми, – укрепившись духом, подтвердил отец Евлампий.

      Ульяна торжествующе улыбнулась и заявила:

      – Я так и знала! –