Битва за Рим. Колин Маккалоу

с Гаем Марием, точь-в-точь прилипало! Ведь по части денег Гай Марий тебе ближе отца родного, Луций Марций! Готов поклясться, что ты за один раз выклянчивал у Гая Мария больше, чем получил от родителя за всю жизнь. Если бы деньги уподоблялись крови, то и тебе можно было бы вменить в вину родство с италиками!

      Сенат грохнул от смеха. Раздались хлопки и свистки. Филипп покраснел как рак и спрятался за спинами соседей. Рутилий Руф вернулся к теме своего выступления.

      – Прошу вас, давайте более серьезно обсудим наказания, предусмотренные в lex Licinia Mucia! Как можно подвергать бичеванию людей, с которыми нам предстоит и дальше жить бок о бок, которые снабжают нас солдатами и деньгами? Если некоторые безответственные члены сената поносят других членов сената, основываясь лишь на происхождении последних, то чем мы отличаемся от италиков? Тут есть над чем задуматься. Плох тот tata, который единственным методом воспитания сына полагает ежедневную порку. Такой сын не любит отца, не почитает его, а ненавидит! Если мы пройдемся кнутом по спинам своей италийской родни, то впредь нам придется сосуществовать на полуострове с людьми, питающими к нам лютую ненависть. Если мы навсегда закроем им возможность добиваться гражданства, нам придется сосуществовать с людьми, ненавидящими нас за высокомерие. Если мы выгоним их из их домов, нам придется сосуществовать с людьми, ненавидящими нас за бессердечность. Сколько же злобы на нас обрушится! Гораздо больше, отцы-сенаторы и квириты, чем можно снести от народа, живущего на той же земле, что и мы.

      – Так прогоним их подальше, – утомленно проговорил Катул Цезарь. – Туда, где их чувства не будут нас заботить. Они заслуживают этого, раз покусились на самый драгоценный дар, какой способен предложить Рим.

      – Попытайся же понять, Квинт Лутаций! – воззвал к оппоненту Рутилий Руф. – Покусились, потому, что мы его не предлагаем! Когда человек берет то, что по праву считает своим, то не называет это воровством. Он лишь возвращает свою собственность.

      – Как он может возвратить то, что никогда ему не принадлежало?

      Рутилий Руф махнул рукой:

      – Что ж, я попытался убедить вас, насколько недальновидно обрушивать столь суровую кару на народ, который является нашим соседом, который путешествует по нашим дорогам, составляет большинство населения в местах, где мы строим свои виллы и имеем поместья, который обрабатывает нашу землю, если только мы не прибегаем к рабскому труду. Не стану больше распространяться о том, к каким последствиям приведет наказание италиков.

      – Возблагодарим за это всех богов! – вздохнул Сципион Назика.

      – Теперь перейду к поправкам, предложенным нашим принцепсом – но не Гаем Марием! – продолжал Рутилий Руф, оставив реплику без внимания. – Позволь указать тебе, принцепс, что трактовать иронию другого оратора как серьезное предложение является отступлением от правил риторики. Будь впредь осторожнее, иначе люди скажут, что твое время прошло. Однако могу тебя понять: трудно отыскать нужные слова, когда говоришь не от сердца.