Битва за Рим. Колин Маккалоу

Квинту Серторию должную хвалу, но, подозреваю, наш Сулла с большей радостью надел бы венец из трав на собственную голову. Тит Дидий не позволяет ему командовать на поле битвы.

      – Бедный Луций Корнелий! Отчего же?

      – Он слишком его ценит, – лаконично ответил Марий. – Луций Корнелий – стратег.

      – Сообщает ли он что-нибудь о германке, жене Квинта Сертория?

      – Да. Она и ребенок живут в большой кельтиберской крепости под названием Оска.

      – А как насчет его собственной жены-германки и их близнецов?

      – Кто знает? – Марий пожал плечами. – Он никогда не упоминает о них.

      Наступило молчание; Юлия в задумчивости смотрела в окно. Потом она произнесла:

      – Жаль. Как-то противоестественно, правда? Я знаю, что они – не римляне, поэтому он не может привезти их в Рим. Но все же он должен питать к ним хоть какие-то чувства!

      Марий предпочел не отвечать. Вместо этого он сказал:

      – Зато письмо Публия Рутилия пространно и насыщено новостями.

      Уловка удалась.

      – Оно годится для моих ушей? – с живостью спросила Юлия.

      Марий прищелкнул языком:

      – Еще как! Особенно заключительная часть.

      – Так читай же, Гай Марий, читай!

      Шлю тебе приветствие из Рима, Гай Марий! Пишу это письмо под Новый год. Сам Квинт Граний из Путеол обещал мне, что письмо настигнет тебя весьма скоро. Надеюсь, что оно застанет тебя в Галикарнасе, если же нет, то все равно ты его рано или поздно получишь.

      Тебе доставит радость известие о том, что Квинт Муций избежал судебного преследования, чем обязан своему красноречию в сенате, а также речам в его поддержку, произнесенным его двоюродным братом Крассом Оратором и самим принцепсом сената Скавром, который поддержал все действия Квинта Муция и мои в провинции Азия. Как мы и ожидали, справиться с казначейством оказалось куда труднее, чем с публиканами; римский деловой человек всегда действует, исходя из коммерческой целесообразности, когда видит возможность получать прибыль, как и в случае с теми мерами, что были приняты нами в провинции Азия. Вой подняли главным образом коллекционеры, особенно тот самый Секст. Статуя Александра, которую он прихватил в Пергаме, странным образом исчезла из его перистиля – потому, возможно, что принцепс сената Скавр использовал его вороватость как главный довод в своих обращениях к собранию. Во всяком случае, казначейство в итоге пошло на попятный, и цензоры скрепя сердце отозвали азиатские контракты. Отныне налогообложение провинции Азия будет ориентировано на цифры, выведенные Квинтом Муцием и мной. При этом у тебя не должно сложиться впечатление, будто все нас простили – и публиканы в том числе. Провинцию, где все отлажено, трудно эксплуатировать, а среди сборщиков налогов немало таких, которые не прочь бы еще подоить Азию. Сенат согласился направить для управления провинцией видных деятелей, что поможет удерживать публиканов на поводке.

      У нас новые консулы: не кто иные, как Луций Лициний Красс Оратор и мой дорогой Квинт Муций Сцевола. Городской претор – Луций Юлий Цезарь, сменивший выдающегося