Я шестая. Галина Трашина

нахлынувший волной, поглотил даже надоевшую тоску. Благодатный сон накрыл покоем, поглотив остатки сознания.

         *      *      *

         На пути к кабинету Татьяна Аркадьевна промокнула кончиком носового платка влагу с глаз. И попробовала вспомнить, где встречала знакомый взгляд и улыбку. Но отбросила затею, находя, нагрузки для нервов достаточно. Попыталась расшифровать, недоступный пониманию, проводимый в Замке Цветов эксперимент. Удивляла аллегория в названиях. Кто придумал тюрьму окрестить «Замком Цветов» и дать заключённым клички из области флористики? Почему камеры – грядки и горшки. А суровый режим содержание женщин за пределом общепринятых рамок. Таня пыталась найти логическое объяснение, соглашаясь, выводы делать рано. Ей хотелось примирить чувство отторжения самой тюрьмы с необходимостью в ней работать: «Где найду работу, чтобы хоть как-то платили, учитывая бардак в стране». Остановилась она на здравомыслии: «В конце концов, здесь бардака ни больше чем бессмыслицы в нормальном быту. Жизнь, вообще, полна абсурда».

         *      *      *

         …По тому, как крысы довольно потирали мордочки, Роза поняла, с обедом её опередили. Это не беспокоило, как и то, что находилось за пыльным стеклом: разыгрывалось ли начало дня или мир отходил ко сну. Безмятежность нравилась и тут же, Роза считала, что слишком тихо, отсюда скучно.

      – Эгоисты, схрумкали всё подчистую, корочку бы оставили, – завела она разговор сам на сам.

         Две разжиревшие крысы, переваливаясь с боку на бок, поплелись к норе. Чувствуя наличие жизни, Роза сказала:

      – То-то же…совсем обнаглели, хозяевами заделались. Впрочем, пардон! Согласна… меня к вам подсадили, – она раскланялась пустому углу, – буду признательна, если поведаете, куда делась предшественница? Не поужинали ею, господа квартиродатели? – печальная шутка вынудила работать мышление.

         «В самом деле, и меня вынесут когда-нибудь куда-нибудь, подружки останутся. Сколько же лет крысы живут? Да, какая разница! Одно хорошо… Я не подопытная обезьяна».

         В сознании мелькнул вид здорового животного. Розе не снилось снов, кроме того… с медалью Чугунной Бабы. Возникновение образа подтолкнуло к воспоминаниям, а ажитация огорчила. Она как будто зазывала из стен вязкую, пугающую суть безысходности.

         Роза понимала, что не в состоянии уничтожить навязчивую жуть. Новая истерика не радовала. Хотелось мизер обрывочного воспоминания. Иначе мысли с чувствами, очнувшись от спячки, сгорят в сомнениях. Остановившись у раковины, припомнила слова врача и подумала: «Неужели всё, что услышала, правда?»

      – Хотя, какой ей прок лгать. Если всё-таки я не обезьяна…

         Она пустилась в размышление: «Ну вот, всё по кругу. Эх! человек, человек… сумасбродная гнусность, секрет сам для себя. Взять меня. Сначала жаждала узнать забытое. Теперь надо убедиться в содеянном. Поняв, что припёрта, примусь сожалеть о проявленной настырности. В результате захочу избавиться от воспоминаний. Права докторша, спросив, готова я бороться