Женщина с большой буквы "Ж". Эльвира Валерьевна Барякина

говорят: фас!

      Ни уговоры, ни угрозы не помогали: Моя соглашалась приносить только палки, которые мы сами же ей и кидали.

      После обеда был скандал. Василь Василич носился, как казнокрад перед проверкой, орал на вожатых, но причину гнева не объяснял.

      – Всех повыгоняю! На секунду отвернуться нельзя!

      Что случилось – мы узнали, вернувшись к корпусу. У крыльца, виляя хвостом, сидела Моя, а рядом валялась поллитровка, только что привезённая Василичем из сельпо.

      Перед родительским днём нас погнали на сбор лекарственных трав. Это называлось «трудовой десант».

      – Все организованно выходим на мать-и-мачеху! – кричали воспитательницы фельдфебельскими голосами.

      Интерполыч бегал между отрядами и проверял наличие головных уборов. Моя восторженно носилась за ним.

      Солнце в небе, пот на лбу, скука в сердце. По зелёному склону, как жуки, ползли пионеры.

      – Кто сдаст меньше всех травы, того не отпустим на родительский день! – подбадривало нас руководство.

      Мы знали, что это враньё, но нам всё равно было страшно. Родительский день для пионера – всё равно что побывка для фронтовика.

      – О, бурёнка! – заорал Солнцев.

      Со стороны дороги на поле забрела одинокая корова. У неё были большие глупые глаза и шкура, похожая на чёрно-белую карту. Забыв обо всём на свете, мы ринулись к ней.

      – Назад! Она кусается! – Интерполыч метался, растопырив руки, но мы обходили его с флангов.

      Мы любим коров! Нам нужно срочно погладить это прекрасное животное! Мы хотим отдать ей нашу мать-и-мачеху!

      Корова несколько секунд смотрела на нас, а потом бросилась наутёк. За ней, скуля и повизгивая, понеслись Моя и пионеры. Следом – воющее начальство.

      Мы не зря играли в «Зарницу». По всем правилам военного искусства мы взяли корову в тиски и прижали к реке. Спасаясь от нас, она запрыгнула на стоящий на берегу трактор и замычала, вызывая подмогу.

      – Ах вы, нехристи! – Почтальонша Анфиса бежала к нам, размахивая хворостиной.

      – За что?! – только и успел охнуть Интерполыч, сражённый наповал.

      Подхватив ситцевую юбку, Анфиса вскарабкалась на трактор.

      – Никому в город звонить не дам!

      Атака тут же захлебнулась. Анфисин телефон был единственным средством связи с Большой Землёй.

      Родительский день. Всех моих подружек давно разобрали, и я одна осталась сидеть на воротах при въезде на территорию. Как выяснилось потом, папа забыл, в какой лагерь сдал ребёнка, и приехал совсем не туда.

      Ко мне подошёл Стас Сундуков, вожатый четвёртого отряда.

      – А ты что, интернатская?

      Я оценивающе посмотрела на него. Ого: девятнадцать лет, майка с иностранным словом и кеды сорок третьего размера. Стасик был очень интересным молодым человеком.

      Я тоже не была девочкой-ромашкой. Я уже два раза ходила на кино «до шестнадцати», и мне разрешали гулять до десяти.

      Видит Бог, я не хотела изменять Запаскину, но у меня не было выбора. По ночам все девчонки в нашей палате рассказывали про своих пацанов: