Преданные и проданные. Триллер. Вадим Голубев

человек триста – вся молодежь микрорайона в возрасте от четырнадцати до восемнадцати лет. Особо выделялись девушки в черной униформе с погончиками.

      – А девки то чего? – возиутился было хранитель мусульманских традиций Мустафа. – Сказали, что развлечение для мужчин…

      – Эти девки тебе сто очков дадут! – оборвал его Славка. – Из ПТУ они. Кунг-фу и карате владеют в совершенстве. Их в драках пока не используют, берегут. А трахаются они только с «королями». Мы для них – сявки сопливые. Эта гвардия «бабки» от паханов и «королей» получает. Каждой по полтиннику в месяц просто так дают. А если что – по две-три сотни за ночь. Вон, Розка – их командирша. Та, бывает, по штуке за ночь отрывает, если операция успешная.

      Славка указал на коротко, очень модно стриженую брюнетку, на форме которой поблескивали какие-то знаки различия – звезды и полумесяцы. Вдруг гул прошел по обрыву. Сквозь толпу пробился микроавтобус. Он остановился рядом с парапетом, ограждавшим обрыв. Из машины вышли парни в черной униформе, старшой микрорайона Галим, какие-то матерые мужики, лиц которых не разглядели. Из автобуса вытащили тумбочку. Из нее выковыряли парня и поставили под фонарем. Лицо парня было в кровоподтеках, по белой рубашке пролегли кровавые полосы.

      – Эге, да это же – Илюха-студент, – протянул все знавший Славка.

      – Эта падла вонючая ссучиалсь, – ткнул в печень Илюхи Галим. – Перестала выполнять наши законы. Когда он был батраком, его приходилось неоднократно гонять за несвоевременную уплату оброка…

      – Меня мать одна растила! Где ей было взять четвертной в месяц?! – выкрикнул Илюха, но осекся и захватал ртом воздух, получив от Галима удар ребром ладони по горлу.

      – Солдатом он тоже был плохим! Силком приходилось тащить на разборки, – продолжил Галим.

      – Галимчик! У мамы плохое сердце – ее нельзя было волновать! – хрипел, опершись о стол Илюха.

      – У моей мамы тоже плохое сердце. Только я, вот, четыре срока отмотал! С одиннадцати лет по лагерям и колониям мотаюсь. Почему моя мама умерла от горя, когда я за всех нас по кичманам парился, а ты свою маму бережешь? А последние полгода ты вообще от нас отбился. Мы тебя и как человека просили: «Будь с обществом!»

      – Галимчик! Я ведь – студент!

      – От солдатчины освобождает только тюрьма или армия. А ты – студент! Заметь, не зек, не кашеед. Мы через верных ребят в военкомате справились. Тебе повестка только в июне должна прийти, а ты еще в ноябре от нас откололся. В другой город уехал – думал: мы там тебя не достанем. А призываться то тебе, козел позорный отсюда, из Казани! Вот и свиделись. Словом, паханы потолковали, решили, что Илюху править надо… Есть другие мнения? Нет? Никто ничего не хочет сказать? – обратился Галим к толпе.

      – Ребята, миленькие! – заплакал, упав на колени, студент. – Я все буду делать! Ногтями землю рыть буду!

      – Лезь в тумбочку, медуза! – ударила его высоким сапогом Роза.

      Девушки в униформе