«Родина» наша. Есть ли будущее у северной деревни?. Анатолий Ехалов

исловие

      Такую картину не часто встретишь сегодня на вологодских лугах

      …Однажды я путешествовал со своим товарищем-журналистом из столицы по Вологодчине, и он под конец наших поездок спросил:

      – Я не видел в ваших лугах ни одной коровы и усомнился в справедливости того, что ваш край считают молочным.

      – Ты что, не знал? – удивился я. – Уже лет десять, как коров заменили биохимическими установками по производству искусственного молока!

      Я пошутил, но как-то пошутил убедительно, что даже сам в это едва не поверил.

      – И теперь, – говорил я, – все эти кефиры, ряженки, «домики в деревне», «резные палисады», сливки и сливочное масло, которые вы потребляете в Москве – всё это делают из молока, полученного на этих установках!

      Товарищ был ошарашен, но вынужден был поверить. Биохимия нынче шагает семимильными шагами. Он как-то сник, потерял интерес к молочным витринам в супермаркетах, даже на вологодское масло перестал восторженно реагировать. Так что пришлось исправляться: вести его на ближайшую ферму, договариваться с руководством хозяйства, ветслужбой, чтобы пустили столичного человека взглянуть на настоящую живую корову.

      Это был колхоз «Родина», самое знаменитое хозяйство на Вологодчине, да и на всем пространстве матушки России, таких гигантов не много, по пальцам можно пересчитать. Помню, мы попали на «контрольную дойку». Это своеобразный экзамен для коров, когда по взятым у них пробам молока определяется жирность, содержание белков, протеинов и еще масса других показателей, по которым будут составлять индивидуальные рационы и определять витаминные добавки и иные элементы, необходимые для полноценной жизнедеятельности и молокоотдачи.

      Как раз замеры брали у коровы по кличке Жара, величавой, холеной красавицы, белого с редкими темными пятнами окраса. Так вот в утреннюю дойку она дала 18 литра молока, в обеденную – 19, а про вечернюю мы не могли узнать, потому что к тому времени уехали в город, но, наверное, литров под двадцать дала тоже. И это была, в общем-то, рядовая корова.

      Эти результаты поколебали мою гордость за землячку, знаменитую шекснинскую корову Вену, которая в сороковых годах установила мировой рекорд по суточным надоям молока – 82, 4 литра… И рекорд этот продержался 17 лет, пока его не побила кубинская корова Убре Бланка – Белое Вымя, надоившая 127 килограммов молока. Сегодня в Гаване стоит памятник этой легендарной корове. Наша легенда удостоилась быть выставленной в виде скелета на зоотехническом факультете Вологодского молочного института. Но и он был утрачен при очередной реорганизации…

      Реорганизация… Вот, наверное, ключевое слово нашего беспамятства. Революция, реорганизация, ревизия, репрессия, рецессия… Все эти слова-заклинания имеют приставку «ре», означающую «движение назад» или «откат»… Теперь вот в рамках бесконечных и непонятных реформ придумали еще оно ключевое слово: «оптимизация…», которое так же к развитию нас не призывает… А вот к оптимизации памяти ведет напрямую: потому что хранителей памяти оптимизировали, вычистили из нашей жизни, переписали, вычеркнули прошлое, что бы нынешнее «кое-как» и откровенное «хуже некуда», выглядело более или менее сносно…

      Мне давно мечталось и хотелось развить эту коровью тему, копнуть ее поглубже, поискать корешки молочного животноводства здесь на Севере. Не зря предки наши искали мифологическое Беловодье, где «земля полна молока и меда». Искали, искали и, видимо, нашли, обрели его… Беловодье —то.

      Мы снимали с Валерием Татаровым, известным телеведущим из Санкт-Петербурга, фильм о нашем великом земляке Николае Васильевиче Верещагине, создателе молочной отрасли в той дореволюционной царской России, о которой мы все чаще вспоминаем со вздохом сожаления. А дело его с революцией не погибло, а осталось и окрепло в колхозах, в сети малых сепараторных, сыроварен, головных маслозаводов, о которых мы так же вспоминаем сейчас со вздохом сожаления.

      Так вот, снимая этот фильм, приехали мы к созданной еще при коммунистах искусственной гидросистеме, отсекающей гигантской дамбой весенние воды Сухонских разливов.

      Было ранее утро. Мы запустили квадрокоптер, способный улетать от оператора на пять и более километров, фиксируя на видео картины природы, остающейся внизу. И мы были потрясены: в лучах восходящего солнца под камерой лежали необозримые территории такого могучего, густого цветущего разнотравья, которое могло на поверхности своей удержать садящихся на него птиц…

      Это было то самое разнотравье, лучше которого нет и не может быть во всем мире… Невостребованное, заброшенное, забытое пространство, способное накормить и напоить десятки, сотни тысяч человек… Дать лучший в мире продукт, называемый Вологодским маслом…

      Эти пространства в десятки тысяч гектаров заливных присухонских лугов при желании легко увидеть из окон правителей Вологодской области, для которых наш знаменитый земляк, как политическое завещание оставил эти записки: «Государству, имеющие такие заливные