Пашня. Альманах. Выпуск 3. Creative Writing School

коллеги пошли в кафе, а он вернулся в номер и рано лег спать – голова разболелась.

      На следующий день перспективный советский ученый Владимир (как вас по батюшке?) Ильич выступал с докладом. Вопросы, дискуссия, аплодисменты, предложения сотрудничать, и как-то вчерашний морок отступил, задышалось легче, свободнее. Вечером, чтобы подумать в спокойной обстановке и разложить все услышанное на конференции по полочкам, Володя пошел на органный концерт в Домский собор – в Риге советскому человеку было можно. Бах, Гендель, Камиль Сен-Санс, желтая программка в руках, головы, лица… И вдруг этот рот и складка на лбу – Янис сидел сбоку от Володи на деревянной скамье ближе к алтарю и слушал, как то наполняется, то словно сдувается орган, гудит, бьется, и дрожит, и обрывается.

      Владимир Ильич – элегантный старик на мокрой скамейке – скривился, ссутулился под своим большим зонтом. На миг он приподнялся, будто решил встать, но снова сел и остался сидеть неподвижно, невзирая на дождь и ветер с реки.

***

      Когда концерт закончился, Володя подошел к Янису. Ничего не сказал, только руки убрал в карманы, чтобы не тряслись. Молча они дошагали до квартиры, где жил Янис. Не включая свет, вымыли руки, и все случилось и закончилось так быстро, что Володя, казалось, задохнулся и умер, а потом зачем-то вернулся – сначала в квартиру Яниса, потом в Ригу, затем в Ленинград. Сразу по возвращении он сделал предложение бывшей однокурснице Саше, и уже через год у них была Нюта, «Жигули» и доставшаяся от Сашиных родителей квартира в доме с атлантами на Кирочной улице.

      Сорок два с половиной года Владимир Ильич запрещал себе вспоминать. Он замуровал в памяти тот рот и складку на лбу, он сжал до точки один-единственный майский день, а потом Саша умерла, хватка, с которой он защищал их общую жизнь, ослабла, и точка стала расти, расплываться у него на глазах и на петербургских улицах и привела его, наконец, сюда, на мокрую деревянную скамейку, где справа собор, а позади одиночество. И он теперь старик.

      Дождь шел в Риге уже четыре дня, без перерыва на завтрак или сон. Туристы прятались в музеях, грелись в барах и торговых центрах. Владимиру Ильичу дождь не мешал, он открывал свой большой зонт, потуже завязывал шарф и шел гулять. Обратный билет до Санкт-Петербурга он сдал – нужно было получше узнать Ригу. И себя, пока еще есть время.

      Александра Натарова

      Лунная пыль пахнет порохом

      1

      Мне было пятнадцать, когда я понял, что винтовка – это не мое. О винтовке мечтали все парни моего выпуска, ну, и я, конечно, тоже поначалу мечтал. Она была символом силы и успеха, на нее разве что не молились.

      Но, взяв, наконец, ее в руки, я понял – это не мое оружие. Мне не понравилось, как она тяжело отдает прикладом в плечо, заставляя тебя дернуться назад, заставляя тебя подчиниться своему движению. Подчиниться себе. Винтовка была громоздкой и сложной, а жизнь обрывала