Мотивы. Олег Аникиенко

оживают.

      И так легко, и так светло,

      что сердце, дрогнув, устыдится…

      И путник, замедляя ход,

      за маляров начнет молиться.

* * *

      ПЛОТНИК

      Ах, этот парень на бревне —

      индеец, демон, бес!

      Пристроился в голубизне

      развратником небес.

      Откинул волосы назад,

      полунасмешлив взгляд,

      и темно-синие глаза

      разденут, усыпят.

      Ах, как красив его живот,

      подтянут и курчав,

      и золотит мужчину пот

      в полуденных лучах.

      И кажется, что завершая

      свой трудовой дозор —

      Бог олимпийский зачехляет

      сверкающий топор.

      А ночью местная Кармен

      проклятья шлет ему —

      надев очки, читает он

      Шекспира и Камю.

* * *

      ГУМАНИТАРНАЯ ПОМОЩЬ

      В горбольнице – переполох. Привезли!

      В больших мешках! Из Германии!

      Все санитарки сбежались делить

      блузок «второе дыхание».

      Красивые… Кто-то их выбирал,

      вертясь у зеркала: Дас ист шнабе?

      А после мужской рукою снимал,

      и падала вещь на пол…

      Я выходил из столярки на свет,

      женским смущенный праздником.

      Родина, ты одарила тех,

      кто твои лечит задницы.

      Русские бабы, день и ночь в гноях,

      в хлорке гнилых клозетов.

      Сэкономили на интимных вещах,

      еще бы винца, сигарету.

      Это они мне из общей свалки

      куртку слимонили: Крепкая!

      Чтобы я делал, делал им швабры,

      да гвоздематерил табуреты.

      2001 г.

* * *

      На моих татуировках

      инструмент грустит. Неловко

      без струны ему звучать.

      Плачет юности ошибка,

      а смычок бежит по скрипке

      от локтя и до плеча.

      На бедре девчонки имя,

      гравировка в страстном дыме

      (как хотел ее – тоска!)

      Ну а сердце защищая,

      чайка на груди летает

      и пыхтит седой вулкан.

      Вроде стыдно бы раздеться,

      да уже не отвертеться,

      когда к небу понесут.

      Знать, придется мне, итожа,

      с разрисованною кожей

      что-то объяснять Отцу.

* * *

      Мне сказали: Ты ненормальный!

      Отвезли в смирительный дом.

      За отсутствие денег в кармане —

      рукава завязали узлом.

      Отчего-то не мил я успешным,

      улыбающимся господам.

      Кляп во рту… Сумасшедший

      за решеткою у окна.

      И осталось лишь наблюденье

      за вертящимся колесом —

      механизмом обогащенья

      затупляющихся шестерен.

      За притворными: Я – король! —

      суетливость зрачков – мышей,

      да выглядывающие порой

      острия хрящеватых ушей.

      Но труднее всего повторять

      и не верить своим словам —

      «Если беден – значит дурак!»

      перед