Скажи машине «спокойной ночи». Кэти Уильямс

же дорожке за цветочной оранжереей, где мы вначале обсуждали положение вещей. Шесть дней и тысячу лет назад. Всю дорогу я думаю о том, как мне обо всем рассказать, какие слова подойдут лучше всего. Я решаю, что, если она заплачет, я буду действовать и поглажу ее по руке. Или обниму ее? Но прежде чем я начал говорить, Сафф глушит мотор, смотрит на меня и спрашивает:

      – Ты знаешь, да?

      – Это ты, – отвечаю я, и все мои деликатные слова как вымело из головы. – Ты сама это сделала.

      Я смотрю, как она воспринимает новость. Я вижу, как меняются черты лица Сафф. Она не плачет, но глаза ее округлились, как будто вот-вот начнет. Она судорожно вдыхает носом.

      – Ладно, – наконец говорит она тоненьким голоском. – Хорошо. Теперь я вспомнила. То есть я помню достаточно.

      – Хочешь, расскажу тебе все остальное?

      – Не надо.

      Она отворачивается и утыкается в лобовое стекло. Я на какой-то миг останавливаю взгляд на ее профиле, но сам ненавижу людей, которые на меня пялятся, поэтому поворачиваюсь и смотрю туда же, куда и она, вверх. Я помню, что сквозь верхушки деревьев можно увидеть шпили оранжереи. Я ищу их среди зелени.

      Минуту-другую мы молчим и просто смотрим вперед. Затем Сафф говорит:

      – Я думала, что, может быть, это Apricity сказала тебе отказаться от еды.

      – Что? – говорю я. – Нет.

      Много кто спрашивал, почему я отказался от еды: родители, врачи, терапевты, медсестры, Джосайя, – и это я еще не всех перечислил. Но Сафф не спрашивает почему. Ну нет, она-то спрашивает, но делает это так, что я могу понять.

      – Мотив? – говорит она.

      Я поворачиваюсь к ней – она смотрит прямо на меня.

      – Ну же: мотив? – повторяет она.

      И я делаю то, что все Apricity в мире никогда не смогли бы предсказать. Я беру и отвечаю ей:

      – Это казалось сильным. Мне нужно было отказаться от чего-то, чтобы чувствовать себя сильным. Не сдаваться, когда я ощущал голод, казалось сильным.

      – Хорошо, – кивает она. – Ага, ладно. Я понимаю.

      Но почему-то я продолжаю объяснять. Потому что внезапно появилось еще кое-что.

      – Я думаю, что хотел быть чем-то важным. Я хотел быть, ну, чистым.

      – Хреново, Ретт. – Она улыбается, ее глаза при этом большие, яркие и грустные. – Я тоже.

      И мне хочется сказать ей, что что-то важное и чистое – это ее улыбка. Но я никогда не смогу произнести нечто подобное вслух.

      Поэтому я делаю то, что могу. Я облизываю большой палец, тянусь к ее лицу и стираю нарисованную карандашом бровь. На коже становятся видны небольшие волоски, которые только начали отрастать. И вдруг я делаю кое-что еще. Я наклоняюсь и целую ее, в то место над глазом, где раньше была бровь.

      Средства: я храбрый.

      Мотив: я хочу ее поцеловать.

      Возможность: она поднимает голову, чтобы встретиться с моими губами.

      3

      Братская любовь

      Еще до встречи с этим парнем, Томасом Игниссом, новым техническим менеджером удовлетворения из офиса Apricity в Санта-Кларе, Картер слышал о нем множество историй. Должность его была