Искусство бега под дождем. Гарт Стайн

том, что я такой, какой есть?

      Дэнни не переставал любить Еву, он просто делегировал мне полномочия проявления любви. Я стал проводником его любви, его поверенным в обеспечении комфортных условий для Евы. Когда она заболевала и он принимал на себя всю заботу по дому и уводил Зою в кино смотреть полнометражные мультики, чтобы та не видела страданий матери, не слышала ее жутких криков и плача, я оставался с Евой. Он доверял мне. Упаковывая в сумку бутылки с водой и слоистое печенье без гидрогенизированных масел, купленное в хорошем супермаркете, он говорил мне: «Энцо, пожалуйста, позаботься о ней».

      И я заботился о Еве. Обычно я сворачивался возле ее кровати, а когда приступ заставал ее внезапно и она валилась на пол, то растягивался рядом. Очень часто она клала на меня руку, прижимала к себе и рассказывала о своей боли.

      Не могу лежать спокойно. Не могу оставаться один на один с ней. Мне нужно накричаться, издергаться, потому что с криком боль отступает. А когда я молчу, она ищет меня, находит, преследует и пронзает насквозь. Она говорит: «Так вот ты где? Все, теперь ты принадлежишь мне».

      Демон. Гремлин. Полтергейст. Призрак. Фантом. Дух. Тень. Вампир. Дьявол. Люди настолько их боятся, что низводят свое существование до чтения сказок и «страшненьких» рассказов десятками томов, которые можно закрыть и поставить на полку либо оставить в кровати или на столе, чтобы пробежать пару страниц за завтраком. Столкнувшись со злом, люди зажмуривают глаза, они не хотят его видеть. Только, уверяю вас, и вы уж мне поверьте: зебра никуда не исчезает, она – реальность. Она все еще пляшет где-то.

      Весна наконец обосновалась в наших краях, прорвавшись сквозь невероятно сырую зиму, наполненную серыми днями, дождем и таким страшным холодом, какого я отродясь не испытывал. Зимой Ева ела мало, сильно похудела, лицо осунулось и побледнело. Когда боль возвращалась, она, бывало, целый день не брала в рот ни крошки. Поскольку спортом она не занималась, к худобе прибавилась дряблость, а кое-где сквозь кожу просвечивали кости. Она угасала. Дэнни очень беспокоился за нее, но все уговоры пойти к врачу или принимать лекарства Ева отвергала. Однажды вечером, после ужина, особенного – хотя не припомню, зачем Ева его приготовила, вроде бы никакой годовщины или чьего-то дня рождения мы не отмечали, – Дэнни внезапно появился в спальне голый, а Ева, тоже голая, лежала в кровати.

      Все это показалось мне странным – он давно уже не ложился на нее. Но что есть, то есть. Дэнни взгромоздился на нее, и она сообщила, что поле плодородно.

      – Ты действительно этого хочешь? – спросил он.

      – Еще как, – ответила она, но не сразу. Глаза помутнели и ввалились, утопая в морщинистой коже век, а взгляд их говорил о чем угодно, но только не о плодородии.

      – Я обожаю плодородие, – пробормотал Дэнни.

      Их совокупление было слабым и безрадостным. Ева стонала, но, по-моему, притворялась, потому что в середине акта вдруг посмотрела на меня и кивком указала на дверь. Из