Собачье сердце. Михаил Булгаков

Филиппом Филипповичем в кабинет, и тот ослепил пса своим убранством. Прежде всего, он весь полыхал светом: горело под лепным потолком, горело на столе, горело на стене, в стеклах шкафов. Свет заливал целую бездну предметов, из которых самым занятным оказалась громаднейшая сова, сидящая на стене на суку.

      – Ложись, – приказал Филипп Филиппович.

      Противоположная резная дверь открылась, вошел тот тяпнутый, оказавшийся теперь, в ярком свете, очень красивым, молодым, с черной острой бородкой, подал лист, молвив:

      – Прежний… – тотчас бесшумно исчез, а Филипп Филиппович, распростерши полы халата, сел за громадный письменный стол и сразу сделался необыкновенно важным и представительным.

      «Нет, это не лечебница… куда-то в другое место я попал, – в смятении подумал пес и привалился на ковровый узор у тяжелого кожаного дивана, – а сову эту мы разъясним…»

      Дверь мягко открылась, и вошел некто настолько поразивший пса, что он тявкнул, но очень робко.

      – Молчать! Ба-ба-ба! Да вас узнать нельзя, голубчик!

      Вошедший очень почтительно и смущенно поклонился Филиппу Филипповичу.

      – Хи-хи… Вы – маг и чародей, профессор, – сконфуженно вымолвил он.

      – Снимайте штаны, голубчик, – скомандовал Филипп Филиппович и поднялся.

      «Господи Иисусе! – подумал пес. – Вот так фрукт!»

      На голове у фрукта росли совершенно зеленые волосы, а на затылке они отливали ржавым табачным цветом. Морщины расползались по лицу у фрукта, но цвет лица был розовый, как у младенца. Левая нога не сгибалась, ее приходилось волочить по ковру, зато правая прыгала, как у детского щелкуна. На борту великолепнейшего пиджака, как глаз, торчал драгоценный камень.

      От интереса у пса даже прошла тошнота.

      – Тяу, тяу… – он легонько потявкал.

      – Молчать! Как сон, голубчик?

      – Хе-хе… Мы одни, профессор? Это неописуемо, – конфузливо заговорил посетитель. – Пароль д'оннёр[1] двадцать пять лет ничего подобного! – субъект взялся за пуговицу брюк. – Верите ли, профессор, каждую ночь обнаженные девушки стаями… Я положительно очарован. Вы – кудесник!

      – Хм, – озабоченно хмыкнул Филипп Филиппович, всматриваясь в зрачки гостя.

      Тот совладал наконец с пуговицами и снял полосатые брюки. Под ними оказались не виданные никогда кальсоны. Они были кремового цвета, с вышитыми на них шелковыми черными кошками, и пахли духами.

      Пес не вынес кошек и гавкнул так, что субъект подпрыгнул.

      – Ай!

      – Я тебя выдеру! Не бойтесь, он не кусается.

      «Я не кусаюсь?..» – удивился пес.

      Из кармана брюк вошедший выронил на ковер маленький конвертик, на котором была изображена красавица с распущенными волосами. Субъект подпрыгнул, наклонился, подобрал ее и густо покраснел.

      – Вы, однако, смотрите, – предостерегающе и хмуро сказал Филипп Филиппович, грозя пальцем, – вы все-таки смотрите не злоупотребляйте!

      – Я не зло… – смущенно забормотал субъект,

1

Честное слово (от фр. parole d'honneur).