Посёлок. Кир Булычев

Веди. Я не хочу рисковать.

      Днем они сделали привал. Долгий, потому что все выбились из сил, а Томас шел и покачивался так, что его хотелось поддерживать. Лицо его побагровело, глаза были полузакрыты, но он упрямо шел и шел вперед, к своему перевалу.

      Часа через два после привала Томас забеспокоился.

      – Погодите. Как бы не сбиться. Здесь должен быть лагерь. Я помню эту скалу.

      Томас сел на камень, развернул трясущимися руками карту и стал водить по ней пальцем. Дику это ничего не говорило, он пошел вперед, надеясь подстрелить добычу.

      Карта была нарисована чернилами еще в то время, когда были чернила – густая паста, которой заполнялись ручки. Ручки Олег видел. Только они не писали.

      – Мы здесь, – определил Томас. – Уже больше половины дороги. Я и не рассчитывал, что можно так быстро идти.

      – Погода хорошая, – произнес Олег.

      – Судя по всему, мы здесь ночевали. Должны быть следы, а их нету.

      – Сколько лет прошло…

      – Вот так… – бормотал Томас, – группа скал… три скалы, нет, четыре. Ах да, чуть не забыл… – Он обернулся к Олегу: – Возьми это. Без этого в корабль ни ногой. Помнишь?

      – Это счетчик радиации, да?

      – Счетчик радиации, ты же знаешь, почему мы не могли оставаться, там была такая радиация. А мороз – это в придачу.

      – Может, поспите? – спросил Олег. – А потом пойдем…

      – Нет, оставаться нельзя. Это смерть. Я за вас отвечаю… Где же лагерь, надо глубже выкопать… Мы их похоронили, но сил не было глубоко копать, понимаешь, обязательно надо глубже…

      Олег подхватил Томаса, который начал валиться с камня.

      Вернулся Дик, глядел, как Олег кутает Томаса в одеяла, а Марьяшка хлопочет, раздувая костер, чтобы согреть микстуру. Дик молчал, но казалось, что он повторяет: «Я же предупреждал».

      Олег сам отвинтил крышку фляги, понюхал коньяк – запах был острым, скорее приятным, но пить не хотелось, это было не для питья. Поднес осторожно к спекшимся губам Томаса, который шептал что-то неразборчиво, тот глотнул и сказал почему-то «скооль».

      Дальше пойти смогли только в сумерки. Томас пришел в себя, его мешок нес Олег, арбалет взял Дик. Из-за этой остановки шли, вернее, карабкались по откосу, усыпанному громадными неустойчивыми камнями, часа два, не больше, потом стало плохо видно, и пришлось искать ночлег.

      Похолодало, небо здесь было совсем другого цвета – не только серым, как в лесу, а приобрело к вечеру краски тревожные – красноватые, и это пугало, потому что в небе не было надежности.

      Очень хотелось есть. Олег готов был жевать камни. И еще наглая коза, как только сняли и сложили на снег мешки, подбежала к ним, попыталась разбросать их, будто люди только и занимались, что прятали от нее еду.

      – Иди отсюда! – прикрикнул на нее Олег. Кинул в нее камнем.

      Коза отскочила с блеянием.

      – Не надо, – сказала Марьяшка. На ней лица не было, даже почернела за день, стала меньше, тоньше. – Она же не понимает. Она думает, что ей дадут есть. Ей больше надо, чем людям.

      В тот вечер Дик ударил Марьяну.

      Они