Война в Зазеркалье. Джон Ле Карре

что это большой секрет, но вспомнил дочку Тейлора и промолчал.

      Поцеловав Сэру на прощание, он вынес чемодан в прихожую и поставил на половик. Дверь была снабжена двумя замками, чтобы Сэра чувствовала себя в безопасности, и сейчас следовало запереть их оба. Он услышал, как она спросила из спальни:

      – Это опасно?

      – Не знаю. Могу только сказать, что дело серьезное.

      – Неужели ты так твердо в этом уверен?

      Он откликнулся почти в отчаянии:

      – Послушай, а почему я не могу быть в этом уверен? Разве ты не понимаешь, что это не праздный вопрос. Я имею дело с фактами. Почему ты всегда во мне сомневаешься? Неужели тебе так трудно хотя бы раз в жизни признать, что я выполняю важную работу?

      Он вернулся в спальню, продолжая рассуждать на ходу. Сэра держала перед собой книгу в мягкой обложке и делала вид, что читает.

      – Мы все должны найти свое место в жизни, обозначить круг своего существования. И потому не надо спрашивать меня все время: «Ты уверен? Ты уверен?» Это как если бы ты начала спрашивать, уверен ли я, что нам следовало заводить ребенка, уверен ли я, что мы не ошиблись, когда поженились. В этом просто нет смысла.

      – Бедный Джон, – сказала она, опуская книгу и внимательно разглядывая его. – Лояльность без веры. Тяжело же тебе приходится.

      Она произнесла это совершенно ровным тоном, словно была экспертом, сумевшим определить социальное зло, от которого он страдал. Вот почему еще один прощальный поцелуй показался ему сейчас таким неуместным.

      Холдейн дождался, когда все выйдут из кабинета. Он, как всегда, явился последним и так же последним удалится.

      – За что ты так со мной? – спросил Леклерк. Он говорил голосом актера, уставшего от сцены. На всем столе для совещаний рядом с пустыми чашками и полными пепельницами лежали развернутые карты и фотографии.

      Холдейн не ответил.

      – Что и кому ты пытаешься доказать, Адриан?

      – Расскажи еще раз про человека, которого ты собираешься туда заслать.

      Леклерк подошел к раковине и налил себе чашку воды из-под крана.

      – Тебе не понравилась идея с Эвери? Скажи честно.

      – Он слишком молод. А мне вообще не нравится твой культ молодости.

      – У меня в горле пересохло от говорильни. Попей водички. Будет полезно для твоего горла.

      – Сколько лет Гортону? – Холдейн взял чашку, отхлебнул из нее и поставил на стол.

      – Пятьдесят.

      – Нет, он старше. Он нашего с тобой возраста. А точнее, был нашего возраста еще на войне.

      – Да, такие детали забываются. Ему, должно быть, лет пятьдесят пять или пятьдесят шесть.

      – Он в штате? – настойчиво продолжал расспрашивать Холдейн.

      Леклерк покачал головой.

      – Не прошел квалификацию. У него прерванный стаж. После войны он пошел служить в контрольную комиссию по германскому вопросу. А когда ее деятельность свернули, пожелал остаться в Германии. Думаю, это потому, что у него жена немка. Он обратился к нам, и мы взяли его на договор. Будь он штатным сотрудником, нам бы не хватило денег, чтобы держать его в Гамбурге. – Он отхлебнул из чашки по-женски