Как цветёт миндаль. Константин Сергеевич Балабушевич

зависимости от размера дарования, капитала, и даже самолюбия. Ведь нет ничего достойней и приятней, чем с учтивым поклоном «врезаться» в благодарную толпу, наперевес с серебряным подносом, наполненным сетами атлантических и тихоокеанских устриц, сбалансированными лаймом и «разносольными» джинами.

      Тем временем, красота женщин и оригинальность мужчин, становились всё выразительнее, а формат светского раута, грозил перейти в развесёлый бал. Уточню, для ясности, что именно танцы обусловливают, не только симпатии противоположных полов, но и, собственно, тонкую грань противопоставляющую полноценный бал неубедительному рауту. С другой стороны, ещё более слабая нить, ограждающая вечеринку от оргии, преспокойно висела на своём месте, совершенно, казалось, веруя в свою странную прочность, способную выдержать падение, любой степени тяжести и опьянения, гостя. Благодаря сему обстоятельству, без тени стыдливости и сомнений, я обзавелся соседством и, следственно, любопытной беседой, с очаровательной блондинкой и чарующей брюнеткой. Рассудив при этом, что на чародействующую рыжеволосую красавицу меня бы совершенно точно не хватило, и лучше оставить её более искушенному претенденту, я был крайне доволен новым обществом.

      Убедив для начала, как себя самого, так и сих проводниц в мир прекрасного (повторюсь, никакого предвкушения оргии усматривать не позволю), как в своей доброте, так и в том, что давешняя сигарета «на склоне холма», во-первых, не единственная, а во-вторых, несмотря на описываемые события, самая обыкновенная и доступная в большинстве табачных лавок, правда, зачастую в комплекте с чудовищным пророчеством о моей импотенции, либо более терпимой невзгоде. Последнее обстоятельство умиротворило, так сказать, нашу компанию, и мы смогли уже в доверительной и располагающей к интересным открытиям атмосфере, начать поиски истин в теме любви, отвлекаясь только на общие темы обязательных выступлений.

      Так за ничем непримечательным вступительным словом, последовал приветственный тост, главной Звезды творческого небосклона. Необходимо отдать должное, как тонко и проникновенно гениальный маэстро русской души, по просьбе организаторов, объединил и любовь к великолепной хозяйке сегодняшнего вечера, и широту возможных странствий, сужающуюся до невозможности, гнётом русской души, и тонкое понимание музыки, как резонанса внутренних «органов» человека:

      «Как часто в горестной разлуке,

      В моей блуждающей судьбе,

      Москва, я думал о тебе!

      Москва… как много в этом звуке

      Для сердца русского слилось!

      Как много в нём отозвалось!»

      «Нет! В Москве всё-таки лучше…» – произнёс, наконец, вечно молодой гений, разрушив нараставшую тревогу, вызванную затянувшимся молчанием, прекрасного, в своём глубоком страдании, Лица – «тут, по крайней мере, во всём других винишь, а себя оправдываешь».

      Право, не знаю, была ли основной ценностью данной аллюзии, «обыкновенная»