Край ты мой любимый. Рассказы. Андрей Викторович Белов

и работал дальше. Так ли иначе, а боль и обида притупились, ушли куда-то вглубь, в сердце – жить бы и жить…

      – И больше не женился? Так с матерью и жил? – спросил Николай.

      – Ну почему же? Была женщина, несколько лет прожили, не расписываясь, в гражданском браке; двое детей у нее осталось от первого мужа – помер он. Да ты видел ее, в прошлую субботу приходила ко мне. Только больше не придет: сказал я ей, чтобы не приходила. Ей детей растить надо, а тут еще я – инвалид: рука-то правая не работает – какой из меня кормилец? Решил, что лучше сразу точку поставить, чем потом себя и ее мучить: она и так на двух работах уборщицей тянет.

      – Крутой ты мужик, Федор Емельянович, а… правильный! – задумчиво, как бы про себя, произнес Николай и добавил:

      – Оклемаешься – ко мне пойдешь работать. Рука если заработает, то водилой будешь работать, а нет – машины мыть, документацию вести; придумаю, что делать будешь!

      – Вот за это спасибо, от работы не откажусь.

      – А там, глядишь, жизнь-то, и наладится, Емельяныч, а? – весело сказал Николай.

      Всю ночь я не спал, думал, что с этим Сергеем делать. Вспоминал то субботнее июньское утро – будь оно проклято.

      В выходной, в субботу, решил я тогда в свой поселок съездить. Вышел из дома рано, еще пяти часов не было; за полчаса до электрички вышел, а идти было всего-то минут семь: не любил суетиться и опаздывать. Прошел двор, через арку к наземному переходу подошел, а сам задумался о чем-то и, по сторонам не посмотрев, пошел дорогу переходить. Вдруг ударило меня что-то сильно справа. Только и запомнил лицо парня с ужасом и удивлением в глазах, смотрящее через лобовое стекло машины. Взгляды наши встретились… а потом темно.

      Очнулся на каталке – везли меня в операционную. Позже узнал, что подобрали, лежащего на дороге: кто-то «скорую» вызвал. Правая сторона тела – сплошной синяк или, как там говорят, гематома, два ребра сломано, сотрясение мозга. И все бы ничего – заживет! А только правая рука сильно раздроблена была: на части поломана.

      Первыми же мыслями на операционном столе были: «А работать-то как?.. А жить?.. А дети?..» Предложили вколоть снотворное – отказался. Подумал: «А вдруг руку отрежут, пока спать буду?» Инструменты были все знакомые, слесарные: дрель, отвертки, пассатижи, клещи… Только – блестящее все. А уж когда хирург сказал: «Соберем руку твою, Федор Емельянович, пластинами да шурупами соберем», – успокоился.

      Гипс от шеи да пояса и рука торчком, согнутая перед грудью. Кто бы из врачей не приходил в палату осмотр делать, первое, что я слышал: «Пальцами правой руки, – та, что в гипсе, – пошевелите». А они не шевелятся, и вся кисть не шевелится!

      Через две недели вторая операция – все равно кисть правая не шевелится, а главное – не чувствую я ее, совсем не чувствую, как будто и нет ее вовсе.

      Сергей, как и договорились, пришел на следующий день. Подошел к моей койке и молчит.

      – Так, Сергей, слушай, что я решил. В показаниях напишу, что выпил водки с утра, на электричку