Край ты мой любимый. Рассказы. Андрей Викторович Белов

за дверью.

      Гляжу, через минуту, постучав в дверь и не дождавшись ответа, вошли двое: высокий молодой парень и старенькая женщина. Вошли, поздоровались со всеми и, осмотревшись вокруг, направились к моей койке – видать, Катя им про гипс, который до пояса, рассказала. В руках у молодого парня был пакет, и сквозь него просвечивали то ли апельсины, то ли мандарины.

      – Здравствуйте, Федор Емельянович. Меня Сергей зовут, – подойдя поближе, сказал парень. – А это, – он махнул рукой, – бабушка моя, Алевтина Ивановна.

      Таджик на одной ноге допрыгал к моей кровати со стулом; Алевтина Ивановна села. Была она типичной русской женщиной из российской глубинки: ситцевый халат, платочек, руки морщинистые, крестьянские. Видно, что руками этими дел она переделала, – на три жизни хватит. Пальцы уже и не разгибаются до конца – видно, что болят, как и у всех русских женщин к старости, кто на земле работает.

      – Бабушку зачем за собой потащил? Для моральной поддержки, что ли? А я ведь тебя сразу узнал: рот твой перекошенный да ужас в глазах через лобовое стекло – последнее, что и помню. Что же ты… (еле сдержался от матерного слова, а про себя все ж подумал) бросил меня одного на дороге без сознания?

      – Если бы бросил, так меня, может, и не нашли бы, а так – вокруг никого, трогать вас нельзя: вдруг позвоночник поранен. Позвонил со своего телефона в скорую и уехал. Не в себе был, ничего не соображал: вторую смену подряд работал, уже заканчивал, потому и наехал на вас – зазевался, – тихо объяснил Сергей.

      – Понятно, понятно. Приезжий? – спросил я его.

      – На заработки приехал. У нас в городишке работы мало, да и за ту, что есть, платят копейки. А мне семью кормить надо.

      – Семью? Женат? Дети есть? – удивился я. – Да тебе лет то сколько?

      – Девятнадцать, от армии освобожден. А семья моя – вот бабушка, да еще сестра младшая, Любой звать, – ответил Сергей.

      – А родители? – тихо спросил я.

      – Живы, только пьют, вот и живем мы с сестрой у бабки. Насилу уговорил, чтобы Любу в детский дом не определили, – тихо проговорил Сергей и добавил: – Нельзя мне в тюрьму, отец, никак нельзя.

      Помолчали. В палате тишина: все отвернулись и вроде как спят.

      – Федор Емельянович, следователь приходила? – спросил Сергей.

      – Раиса Леонидовна? Как же, приходила. – Сказала, что дело раскрыто, только мои показания нужны.

      – И вы показания уже дали? – с надеждой спросил Сергей.

      – Нет, Сергей! Только увидел ее, расфуфыренную – одета с иголочки, маникюр и все такое, а взгляд-то холодный – такой только галочку в графе поставить, а человека за этими галочками она не видит, да и не хочет видеть, – так сразу и сказал, что голова очень болит, ничего не соображаю. Обещала прийти послезавтра к вечеру.

      – Отец, помоги, не сажай! На колени с бабкой встанем, только не губи! – Сергей стал опускаться на колени, а глаза –