Давай поговорим! (сборник). Михаил Попов

пусть подождет.

      Что там еще могут быть за следы?! Никаких там не может быть следов! Главное не терять самообладание. И гнуть свою линию. И я начал рассказывать товарищу майору о том, как разволновался, как занервничал Барсуков, когда Вероника привезла американца, да не просто американца, а американца-издателя.

      – Они ведь штатники, работают оперативно. Услышали по радио, что у академика Петухова есть скандально интересная рукопись, и тут же прислали человека. Причем уже наверняка с текстом договора, с подписанным чеком, и все такое. На мой взгляд, этот Фил не производит впечатление серьезного человека. Но я бы не взялся что-то утверждать определенно. У них и Нобелевского лауреата можно застать в дешевой майке и мятых джинсах, и миллиардеры любят повалять дурака.

      Аникеев, усилено строчивший в своем блокноте, резко остановился. Видимо, обнаружив, что записывает не информацию, а мои вполне досужие размышления о манерах американских миллиардеров.

      – Насколько я понимаю, вы были секретарем Модеста Анатольевича.

      – Вы хотите спросить меня, не знаю ли я, о какой именно рукописи идет речь?

      – Именно это я хочу спросить.

      – На этот вопрос ответить не так-то просто.

      Майор погладил бородавку.

      – Почему?

      – Модест Анатольевич принадлежал к тому типу мыслителей, самым ярким представителем которого можно, пожалуй, назвать Леонардо.

      – Поясните, какого такого Леонардо?

      – Леонардо да Винчи.

      Майор аккуратно покашлял в кулак.

      – Насколько мне известно, Леонардо да Винчи был художником.

      – Просто он наиболее известен как художник. А вообще-то он интересовался всем на свете, от самолетов до злокачественных опухолей.

      Аникеев снова покашлял в кулак.

      – Хорошо, скажите, пожалуйста, рукопись Модеста Анатольевича была про самолеты или про опухоли? Условно говоря.

      Пришлось помолчать, как бы пребывая в раздумье. О, теперь я понимаю, как трудно приходилось Тихонову-Штирлицу. Нет ничего труднее, чем изображать МЕДЛЕННУЮ работу мысли.

      – Ответить, честно говоря, не просто. Модест Анатольевич имел в сфере своего внимания не один десяток тем. Больших и малых, естественнонаучных и гуманитарных. Секретарь-то я, конечно, секретарь, но ведь не соавтор. В свою творческую лабораторию он, разумеется, меня не пускал. Образно говоря, я сидел в предбаннике, и мне иногда бросали на стол какие-то бумажки для перепечатки.

      Думаю, во время этой моей речи у Аникеева крепла уверенность, что я просто пытаюсь напустить туману. В высшем смысле так оно и было, конечно. Но в данном конкретном моменте туман был не в мою пользу.

      – Я так понял, что конкретного вы ничего не можете сказать?

      Погодите, товарищ майор, погодите.

      – Конкретного я вот чего могу сказать. Надо плясать от того факта, что Модест Анатольевич должен был сегодня ехать в Кремль. Вы знали об этом?

      Аникеев презрительно хмыкнул.

      – Если бы не это, нас бы здесь вообще