Комментарии к русскому переводу романа Ярослава Гашека «Похождения бравого солдата Швейка». Сергей Солоух

членов собственного семейства.

      Тайный агент Бретшнейдер окончательно умолк, и его нахмуренное лицо повеселело только с приходом Швейка, который, войдя в трактир, заказал себе черного пива, заметив при этом:

      – В Вене сегодня тоже траур.

      На самом деле скорее нет, чем да. Вот что пишет по этому поводу самый известный и популярный наш специалист по истории Австро-Венгрии Ярослав Шимов (ЯШ 2003):

      «А что же Франц Иосиф? Получив известие об убийстве Франца Фердинанда и его жены, престарелый император воскликнул: “Бедные дети!” – имея в виду, впрочем, не погибших, а их детей – Софию, Макса и Эрнста, оставшихся сиротами. Затем с уст усталого монарха сорвалась загадочная фраза, значение которой историки по-разному толкуют до сих пор: “Ужасно. Нельзя бросать вызов Всевышнему… Провидение восстановило тот порядок, который я, увы, не смог сохранить”. Что хотел сказать Франц Иосиф? Имел ли он в виду морганатический брак наследника, которым тот “бросил вызов Всевышнему”, или же речь шла о том, что Франц Фердинанд, по мнению его дяди, не годился для императорской короны… Бог весть…»

      Как бы то ни было, особой скорби по поводу гибели племянника император, видимо, не испытывал… В Будапеште правящие круги почти откровенно радовались гибели своего давнего недоброжелателя, среди славянских подданных императора и короля царило по большей части равнодушие (хотя газеты наперебой возмущались «подлым убийством»), сочувствующие сербским националистам потирали руки, а лояльные Габсбургам обыватели отмечали, что даже в Вене «нет никакого траурного настроения. В Пратере… повсюду играет музыка».

      Тем удивительнее, конечно, последствия для Европы и мира этого общего видимого безразличия.

      С. 31

      Когда я служил на военной службе, один генерал упал с лошади и расшибся. Хотели ему помочь, посадить на коня, посмотрели, а он уже готов – мертвый. А ведь метил в фельдмаршалы.

      В оригинале «A měl taky avancírovat na feldmaršálka» – типичный для рассказа об армии набор дериватов – Avancement и Feldmarschall (по-чешски polní maršálek).

      Наш обер-лейтенант Маковец всегда говорил:

      Имя армейского приятеля Гашека, соучастника последней самоволки перед отправкой на фронт, сержанта Маковца (četař Makovec). См. комм., ч. 2, гл. 3, с. 396.

      Вообразите себе сквер, скажем, на Карловой площади, и на каждом дереве сидит по одному солдату без всякой дисциплины. Это меня ужасно пугает.

      В оригинале: Představte si park, řekněme na Karláku, в то время как Карлова площадь – Karlovo náměstí, следовательно Швейк говорит на самом деле – на Карловке – ну, примерно так же, как лихой москвич, способный назвать Пушкинскую площадь Пушкой или памятник героем Плевны Плешкой. Сравни с Пршикопы, комм., ч. 1, гл. 15, с. 239.

      Центр пражского района Нове Место (Nové Město), где прошли и детство, и юность Гашека, а в романе безнадежно вертится Швейк до самого момента попадания в гарнизонную тюрьму. Стоит заметить, что в начале прошлого века Карлак не выглядел так, как сейчас – необъятный, густо заросший сквер. Это было пустое, насквозь продуваемое и простреливаемое