О бедной сиротке замолвите слово. Карина Демина

ненормально, – он не выдержал недели через две, когда я просто-напросто уснула во время занятия. И ладно бы медитация, там сам бог велел отдыхать, но мы проходили основные принципы построения классических конструкций. Не сказать, чтобы сложно, и довольно-таки интересно, и я слушала… определенно слушала, вникала, а потом вдруг очнулась на полу. А мастер сидел на корточках и разглядывал меня… как студент лягушку, прикидывая, с чего препарацию начать.

      – Простите.

      – Как самочувствие? – он наклонился и сдавил ладонями мою голову. – Смотри-ка на лампу…

      – Глаза слезятся.

      Лампа была яркой и желтой, самое оно для мотыльков. И мошкары. Той разноцветной, которая вьется перед глазами… и так вьется, и этак… целые водовороты… а еще мастер со своими…

      – Дыши глубже… ровнее… вот так… давно это с тобой?

      – Что? Бессонница?

      – Устаешь давно?

      – Давно, – мне хочется с ним соглашаться. И вообще мастер – чудеснейший человек. Со мною вот возится… у него наверняка своих дел множество, а он возится… и в госпиталь пристроил…

      – Варнелии говорила?

      – Нет.

      Ощущения какие-то – розово-зефирные, что ли? А я так давно зефира не ела… я его люблю, и очень. Халву так себе, а вот зефир… пушистый и мягкий, как мамин плед, тот, который в прошлом году на мусорку вынесла. Я его берегла, как умела, даже мамаше не давала, когда она… а она все равно нашла и подожгла. Как же, воспоминания… у всех воспоминания, только под пледом этим я засыпала нормально, а…

      – Как ты не заметила? – мастер сердится.

      Зря.

      Злость, она не то чтобы вовсе не правильна, скорее уж нерациональна. Да и вовсе эмоции – это лишнее… я точно знаю.

      – Я к ней не слишком-то и приглядывалась… ты же не в качестве пациента ее привел.

      А мастер Варнелия чувствует себя виноватой. Самую малость. Но это тоже глупо.

      Я бы сказала, но лень…

      – Ничего, пару дней отлежаться, и ограничивающие браслеты поносит, пока каналы окончательно не стабилизируются. Повезло, что не перегорела… я видела, что она устает, но никогда ведь не жалуется.

      У мастера сила холодная.

      Фисташковое мороженое… Вадик постоянно мороженое покупал, а я его не люблю, вот… не понимаю, и все. Но ела. Еда – это важно, а для удовольствия – зефир.

      Обязательно куплю себе.

      Пачку или две… или три даже, и съем.

      – Маргарита, – меня легонько похлопали по щекам. Приподняли. Прижали к губам горлышко очередного флакона. – Ну же, будьте хорошей девочкой, сделайте глоток…

      Это он зря. Я не хочу быть хорошей девочкой… хорошие девочки не умеют за себя постоять. Хорошие девочки влюбляются в неподходящих парней, верят им, рожают детей, а когда вдруг остаются одни, сходят с ума, не смирившись с предательством.

      Я лучше буду плохой.

      Плохих обидеть сложнее…

      Но пью. От зелья тянет тухлой водой, да и кислое оно настолько, что зубы сводит. Зато почти сразу отступает туман, в котором я плавала. Пол обретает жесткость, а две склонившиеся