Аввакум. Владислав Бахревский

но его опять грохнули на пол. Раздели, разули, связали.

      Старец Капитон сказал что-то своим людям. И в углу, у двери, из крепких теснин очень скоро была сооружена решетка. Савва превратился в узника сумасшедшей братии Капитона.

      – Смирись! – сказал ему старец. – Мы все тут смирению научаемся, и ты поучись.

      Савва и сам уже скумекал – иного у него нет выхода, как изобразить раскаяние и смирение. Он понимал: хитрость его быстро расхитрят, молитвенники до людской души зоркие. Стало быть, смиряться надо с оглядкой, старцу вторить не тотчас.

      Но человек полагает… Не пришлось Савве притворствовать. Едва окончили с его заключением, как пришло время обеду. Со старцем Капитоном обедать сели одни мужчины, близкие его сподвижники.

      Пригляделся к ним Савва – дивные люди. В глазах одних – сияние и восторг, а у других – бездна, дна не углядишь, а только человеческого совсем не осталось. И страх Савва приметил. На отца Капитона глянуть не смеют, перед иконами тоже головы не поднимут. И ни одного хитреца!

      Страшно стало Савве.

      Обед ему подали первому. Кружку квасу, кусок хлеба, дольку чеснока, глиняную миску, полную соленых грибов.

      Савва шел с самого утра, проголодался крепко. Квас он выпил единым духом, хлеб съел тотчас, прикусывая чесночок… Грибы напоследок оставил. По запаху узнал – Енафа солила, а съесть посмел лишь пяток рыжиков. Всю миску бы умял, но остерегся: понял – за ним наблюдают.

      Теперь пришла его очередь смотреть за трапезой своих тюремщиков. Кусок хлеба, вдвое меньший, чем дали Савве, двенадцать постников разделили между собой. Запили хлеб тремя глоточками квасу и съели по одному грибу. И все!

      Далее возносили благодарственные молитвы Богу, а потом разошлись по делам.

      Капитон вытянул из-под печи толстенную дубовую колоду и принялся вырубать из нее огромное какое-то корыто.

      Савва чуть не спросил: «Свиней, что ли, держите?» Хорошо хоть, язык за мыслью не поспел.

      – Овечек, что ли, завели?

      – Зачем нам овечки? – кротко ответил Капитон. – Гроб себе приготовляю.

      – Да ты вроде бодр.

      – Ни расслабленные, ни бодрые, ни умные, ни глупые – не ведают, что написано на скрижалях Божьих. А сердце, однако ж, болит: пришли последние времена. Вот и стараюсь.

      – Старец Капитон! – взмолился Савва. – Вы все при делах, а я – празден. Дай и мне работу.

      Старик принес ему мешок проса:

      – Отбери зерна от плевел.

      Савва хоть и ахнул про себя, за работу принялся тотчас, без присловья.

      Поужинали луковичкой, корочкой и квасом.

      Пришла пора ложиться спать.

      Савве протиснули сквозь щели шубу.

      – Братцы! – возопил узник. – Я ведь живой человек. Мне бы на улицу сходить перед сном-то.

      Недолго думая, один из братии выбил топором теснину, потом другую.

      – Ступай, прогуляйся.

      Савва показал на ноги.

      – Босым, что ли?

      – Ступай босым. Скорее воротишься.

      Делать было нечего. Назад как козлик припрыгал. Да чуть и не сел