Введение в человечность. Алексей Владимирович Баев

Колюня минут десять всего. Пришел уже без пальто, даже без ботинок. Вообще, можно сказать, обнаженный – в трусах одних, длинных и черных, как паранджа известной тебе Гюльчатай. Голова его была мокрой, босые ноги шлепали по грязному полу с неприятным чавканьем. Через мгновение Николай стоял у стола.

      – Ох, колбаса чертова, одни неприятности от тебя, – удовольствия в произнесенной фразе, как я ни старался, не уловил. – Теперь все образцы заново собирать. Елки-моталки, что за жизнь такая пошла?!

      – Простите? – удивился я.

      Мне-то казалось, что человек должен обрадоваться такой удаче в виде меня, поэтому я и не понял, какие-такие от вашего покорного слуги неприятности.

      На слово это единственное, произнесенное мною в вопросительной интонации Николай среагировал опять неадекватно – от стола в испуге отскочил. А я то думал, что он уже понял мои способности к устной человеческой речи. Ведь обратился же. Пусть, с негативной эмоцией, но лично ко мне. Я, Леша, не знал тогда, что люди имеют особенность с вещами – предметами неодушевленными – говорить. Ругать их, как правило. Ну, хвалить иногда, но гораздо реже. Дурак, короче, был, принимал все за чистую монету. А ты говоришь – искренность. Да с искренностью этой недолго в дурдом загреметь. Но боюсь, и там тебя товарищи по несчастью за идиота держать будут. Вся наша жизнь, Алексей, какая-то скверная игра. Не даром даже песню про такое положение вещей поют. Где ж игра, там, пардон, искренности твоей места быть не может. Извини, но это факт железобетонный.

      Ладно, хорош. Вернемся лучше, Леша, к описанию тех событий, о которых шла речь до лирического отступления.

      Мне, как ты понимаешь, отскакивать было некуда, да и незачем, между нами говоря, поэтому я продолжал гнуть свою линию. Решил я Николая успокоить. Но как это сделать? Словом? Не думаю. Это только в сказках колбаса говорить может. И то не колбаса, а лягушка какая-нибудь или волшебное полено, на худой конец. Что же делать, думаю? И ответа, представляешь, долго найти не могу. А потом мысль проскочила спасительная и гениальная – я же двигаться могу. С малого приучать надо человека к чуду, а то и впрямь с ума можно тронуться. Повел я, значит, бочком аккуратненько, чтобы не разбить больше ничего. Шевельнулся, изогнулся слегка – пускай думает, что я животное какое-нибудь ползающее. Змея, к примеру. Про змей я тогда, естественно, не знал ничего, но интуитивно чувствовал, что существуют такие твари в мире нашем необъятном. Да, изогнулся, а сам смотрю за реакцией на свое поведение. Ура, есть реакция! Колюня к столу снова приблизился и на меня внимательно так уставился. Что, мол, дальше будет? Слов, однако, не произносит. Наблюдает. Мне б, дураку, еще пару-тройку раз для приличия выгнуться, подготовить его как следует, нет же – черт за язык дернул.

      – Ну что, – ехидно спрашиваю, – в первый раз говорящую колбасу видишь? Интересно?

      Сказал так, и пожалел моментально, потому что наш научный работник сознание потерял и как стоял, рот разинув, так и рухнул на пол. Теперь-то я его понимаю. Это ж какой стресс человек