Машина, сгоревшая от любви. Влад Лукрин

момент двери начали открываться.

      – Входите, – произнес теплый голос.

      Это был человеческий голос. Ника как-то сразу поняла, что голос не мог принадлежать ни программе-секретарю, ни кому-то другому, а только ему. Загадочному мастер-учителю. Тому самому человеку, кто мог вытащить ее из этого мира.

      Однако у нее не успело даже замереть сердце, как преграды исчезли. В этот момент ей показалось, что не двери открылись, а прямо в стене выросла большая белая комната. От нее веяло стерильной чистотой. Казалось, пересечешь порог – и попадешь в зону оглушающей тишины.

      В центре кабинета стоял маленький стол, и за ним сидел человек. А вокруг – ничего. Совсем ничего. «Как на вершине горы», – подумалось вдруг Нике.

      Человек жестом пригласил подойти.

      – Присаживайся.

      Ника осторожно переступила порог и прошла по белому полу. От стен и пола будто веяло холодом; впрочем, это было иллюзией. Ника подошла и села на стул напротив мастер-учителя. Спинка сразу же подстроилась под нее, откуда-то выросли подлокотники. Стало очень удобно. Система комфорта сидения здесь была намного лучше, чем в школьных стульях.

      Мастер-учитель пристально посмотрел на нее. Ника отметила, что у него светло-русые волосы и серо-зеленые глаза. «Надо что-то сказать? Или промолчать?» Она сжала пальцами подлокотники. «Он что-то ждет? Чего он ждет?!»… Она отвела взор, но на несколько секунд выдержала молчаливую паузу. Учитель продолжал изучающе рассматривать ее.

      – Здравствуйте, – тихо произнесла Ника.

      – Здравствуй, – твердым голосом ответил он. – Меня зовут Март Григорьевич. Знаешь, чем я занимаюсь?

      – Э-э… Да… Знаю.

      – Чем?

      – Э-э… Поиском талантов… Да?

      – И развитием. В первую очередь – развитием учеников. К примеру, скажи: чего ты ждешь от жизни?

      – А-а… Что? – Ника вопросительно посмотрела на него.

      «Чего он от меня хочет? Как лучше ответить?»

      – Чего бы ты хотела?

      – Я? Э-э… Знаете… Я бы хотела…

      «Что бы ему сказать? Какой ответ ему нужен? Ой, только бы не ляпнуть лишнее…»

      – Я бы хотела рисовать. Мне нравится рисовать, – сказала она и почувствовала облегчение.

      Так бывает, когда чего-то боишься, оно случается, и становится уже не страшно. Ведь бояться и поздно, и глупо: все уже произошло.

      – Что рисовать?

      – Все! – И она стала рассказывать.

      Более того, ей захотелось рассказывать! Будто прорвало какую-то плотину в душе.

      Отчего-то ей стало ясно (точнее, ей показалось), что ему можно рассказывать подробно. Это было странное ощущение: впервые кто-то ее внимательно слушал. В большинстве своем окружающие предпочитали говорить. Особенно взрослые. И особенно учителя.

      Если же преподаватели спрашивали, то ждали определенных ответов. Чужие мысли, заданные шаблоны, избитые формулы, все что угодно. Но ни шага в сторону.

      А здесь взрослый человек – не просто взрослый, даже учитель! – не припечатывал ее своим