Крысиные бега. Сергей Михайлов

вынул из кармана обычный коробок с остатками спичек, ничем не примечательный и довольно потрёпанный. – Это условный знак, ничего более. Получив его, они свяжутся с тобой…

      – Кто это «они»?

      – Друзья… Получишь от них инструкции… действуй строго в соответствии с ними. Они выведут тебя на того человека. И запомни: папку никто не должен видеть… ни один человек на свете… спрячь её понадёжнее… до поры, до времени…

      Говорить ему было всё труднее и труднее. Я едва улавливал смысл слов, которые срывались с его губ вместе с последними каплями жизни. У меня к горлу подступил комок, который я никак не мог проглотить.

      – Крысы… крысы кругом… – горячо зашептал он, схватил мою руку и судорожно её сжал. – Берегись крыс, слышишь!..

      По-моему, он начал бредить. Агония. Всё, сейчас будет конец.

      – Как звать тебя, майор? – выдавил я из себя, протолкнув слова сквозь комок.

      Он долго молчал, потом вдруг сильно закашлялся, изо рта его брызнула кровавая слюна.

      – Семён… – прохрипел он через силу. – Семён Егорович…

      – Хорошее имя. Русское. И редкое. Семён, да ещё Егорыч… Сейчас таких имён днём с огнём не сыщешь. Слышь, майор? Редкое, говорю, у тебя имя. Да ты не молчи, говори что-нибудь. Я ведь многое ещё хотел у тебя спросить… да вот все вопросы куда-то улетучились.

      Я нёс всякую чепуху, лишь бы скоротать минуты (секунды?) ожидания смерти какими-нибудь отвлечёнными шумовыми эффектами. Пустая болтовня – лучший способ добиться таких эффектов.

      Майор не отвечал. Я снова чиркнул зажигалкой, осветил его лицо.

      Невидящие глаза стеклянно блеснули в дрожащих отблесках пламени зажигалки, на губах майора застыла чуть заметная усмешка. По подбородку на воротник пальто стекала тоненькая струйка крови.

      Майор Куценко Семён Егорович умер.

      2.

      Я сидел в своей раздолбанной машине рядом с трупом фээсбэшника и трясся в сильном ознобе. Нет, не от холода – то была запоздалая реакция на стресс. Дрожь, сотрясавшая моё тело, разогнала туман в голове, и я вдруг с поразительной отчётливостью понял, в каком дерьме снова оказался. По самые уши.

      Во-первых, я только что чудом избежал смерти. В меня стреляли, причём стреляли сильно и много и не попали лишь по чистой случайности. Однако со смертью Куценко охота не закончилась. Охотились не столько за ним, сколько за папкой – это я уже понял. Поскольку же матёрый чекист завещал её мне, объектом охоты автоматически становился я.

      А это значит, что мне нужно убираться отсюда, и немедленно.

      Во-вторых, я потерял машину. Моя ржавая колымага приняла на себя настоящий шквал огня и тем не менее сумела выстоять в этой неравной схватке. Более того, она смогла уйти от могучего джипа, напичканного бандой вооружённых отморозков. Но ущерб при этом ей был нанесён невосполнимый. В понятие «страховой случай» все эти повреждения ни в коей мере не входили.

      А это значит, что мне дешевле будет её бросить, чем ремонтировать.

      Прощай, моя старушка! Отслужила ты мне верой и правдой, сколько уж лет – теперь и не вспомнить.