Записки советской переводчицы. Три года в Берлинском торгпредстве. 1928–1930. Тамара Солоневич

же гнусная, отвратительная картина: вокзал является скоплением тысяч народа, ни скамеек, ни стульев давно нет, все лежат вповалку на полу, везде грязь, вши, мешки, голодные оборванные дети и вонь, от которой тошнит, Ростов один из таких узлов, и англичане увидели тут впервые эту картину. Они в душе очень поражены, но, так как Россия для них вообще варварская полуазиатская страна, они стараются faire bonne mine au mauvais jeu[13]. Они если и задают вопросы, то очень осторожно. Слуцкий с утра до вечера в нашем вагоне, он все время ведет обработку. Просит задавать вопросы и умело и хитро переплетает каждый ответ и каждое объяснение с параллельными полувопросами насчет английских условий и законов. Против его большевистской техники английской наивности трудно устоять. Я все еще не совсем точно знаю, кто он и что он. Какую роль он играет. Ясно пока одно – он политический руководитель нашей делегации. О нем я напишу отдельно.

      Англичане получили в Ростове ряд писем из Англии. И федерация горняков, и Кук, и их родные беспокоятся, что они так долго – уже больше трех недель – ездят по СССР. И все просят их вернуться. Но Горбачев и Слуцкий во что бы то ни стало хотят показать им еще и Кавказ. Поэтому я слышу, как Горбачев говорит Софье Петровне, которая переводит ему английские телеграммы:

      – Это все задержим до Тифлиса. А оттуда уже не страшно, все равно пешком не уйдут.

      Вечером в нашем купе, как обычно, собираются делегаты и делегатки. Политикой они не любят слишком долго заниматься. Заводят песни. Ах, эти милые английские песенки, полные юмора и веселья. Замечательно, как взрослые, даже убеленные сединами, горняки преображаются, когда их поют. Искорки веселья загораются в их глазах, морщины на лбу разглаживаются, и все они, будь они из Шотландии, Уэльса или Кента, – поют так стройно, как будто бы они всю жизнь пели в одном хоре.

      Чаще всего они поют две песенки, одинаково наивные и одинаково трогательные именно этой своей наивностью. Первая о «трех слепых мышах», очень мелодичная, с припевом.

      Один затягивает речитативом:

      Three blind mice,

      Three blind mice.

      See, how they run,

      See, how they run.

      Остальные подхватывают:

      They run after the farmer’s wife

      She cuts off their tail with a carving knife

      Did ever you see such a thing in your life,

      As three blind mice![14]

      А вторая песенка забавна по своему построению. С каждым новым куплетом темп все ускоряется, и под конец только очень испытанный в этих делах специалист не сбивается и поспевает за этой скороговоркой:

      One man went to mow,

      Went to mow a meadow,

      One man and his dog

      Went to mow a meadow.

      Two men went to mow,

      Went to mow a meadow,

      Tho men and their dog

      Went to mow a meadow[15].

      И так далее, до момента, когда:

      Двенадцать человек пошли косить,

      Пошли косить луг.

      Двенадцать человек со своей собакой

      Пошли косить луг.

      Потом куплеты следуют обратно, все понижая число человек до одного. Эта песенка хороша тем, что уже в середине большинство

13

Делать хорошую мину при плохой игре.

14Три слепых мыши,Три слепых мыши.Смотри, как они бегут,Смотри, как они бегут.Они бегут за женой фермера,Которая режет им хвосты кухонным ножом.Видали ли вы в жизни что-либо такое,Как три слепых мыши?

15Один человек пошел косить,Пошел косить луг,Один человек со своей собакойПошел косить луг.Два человека пошли косить,Пошли косить луг.Два человека со своей собакойПошли косить луг.