1000 не одна ночь. Ульяна Павловна Соболева

нам русских шалав отдали. Развлекаемся.

      – Неее, не-не-не. Не надо. У меня кофе есть дорогой, сигареты, виски. Что хочешь бери. Товар не трогай, я головой за него отвечаю.

      – Проотвечался ты, Паша. И за товар проотвечался, и за ящики. Теперь бери вазелин и мажь свое трусливое очко, потому что пустым ты обратно поедешь… хотя, может, кто из твоих сучек и выживет под моими ребятами.

      – Пощади, Кадир, пощади. Меня пристрелят, за товар деньги уплачены. Я в жизни столько не насобираю.

      – А сказал – товар порченый. Мы проверим – порченый он или нет, и обратно отдадим.

      – Так они после вас… вас же много.

      – Ничего, пусть привыкают. У Нагаси и больше в сутки бывает. Неси свои сигареты и мне белую давай. Где она?

      – Какую белую?

      – Шлюха белая. Волосы белые у нее. Где она? Ее хочу.

      Глава 3

      Я, кажется, перестала дышать совсем, у меня желудок сжался в камень. Я услышала, как он сказал обо мне. Тот жуткий человек с глазами степного шакала и его сворой. Он меня заметил. Все эти проклятые волосы. Это они светились даже под слоем пыли и песка. Надо было, как все, измазаться сажей, вываляться, выкататься в ней всем телом. Но я никогда не умела реагировать на что-то быстро. Мама говорила, что я летаю в облаках и думаю о чем угодно, только не о том, что надо. Лизка была менее деликатна и говорила, что я тормоз. И да, они обе были правы… теперь я, наверное, из-за этого умру. Мамочка, разбуди меня, я сплю, да? Разбуди и забери меня отсюда.

      – Это и все девки, Кадир. Больше нет. Все перед тобой – выбирай любую. Вот эти три целки.

      – Лжешь! Ненавижу, когда мне лгут! Я хочу другую. У нее волосы белые, как снег у вас зимой. Я видел. Пусть твой плебей найдет мне ее, иначе я выпущу вам всем кишки и оставлю на съедение шакалам. Они по весне злые и голодные. Живьем до костей обглодают.

      Он сказал, а у меня желудок сжался спазмом боли, и захотелось исторгнуть из него все содержимое. Даже то, чего там совершенно нет. Я никогда не слышала о такой жестокости. Я не могла смотреть даже фильмы ужасов, триллеры не могла. Когда кому-то причиняли боль, меня начинало мутить. Родители мечтали, чтоб я стала врачом, а я Тошке коленку зеленкой помазать не могла, мне становилось плохо от мысли, что ему будет больно. Когда мама сломала руку, и я об этом услышала, то потеряла сознание.

      – Слон, поищи в здании. Может, кто спрятался?

      – Да кто от нас спрячется? Это и все девки. Не было больше. Одна в дороге сдохла. Некого искать. Не видел я среди них никакой белой бл*ди, я б запомнил.

      Раздался хохот жуткий до мороза по коже. Никогда не думала, что человеческий смех может пугать до такой степени.

      – Ты, падаль лживая. Не знаешь, сколько у тебя шлюх? Их что – сотня, что тебе не заметно, когда одной нет? Делаешь из меня идиота? Я видел своими глазами на одну больше! Мне привиделось?

      – Нет, что ты. Он просто напуган и растерян. И совершенно не то имел в виду. Конечно, есть еще одна. Она, наверное, спряталась, сука такая, хоть я и приказал стоять и не дергаться.

      – Какой из тебя мужик, если тебя даже шлюхи не слушаются