Грузия такая Грузия. Анастасия Хатиашвили

по стеклу. На руле неспокойно лежали две руки. Мужчина откинул голову на спинку.

      Махровые ресницы на прищуренных глазах не давали им закрыться полностью. Давид смотрел прямо перед собой. Пелена дождя утолщалась.

      Был день Гиоргобы – единственного праздника в году, когда семья Давида собиралась под одной крышей. Новый год не в счет. В этот день родственники предпочитали оставаться со своими семьями наедине. А 23 ноября каждый год в доме на улице Джавахишвили собирались члены семьи Накашидзе. Старшие братья Давида Георгий и Серго с женами и детьми и младшая – Мариам. Дома их ждали родители-пенсионеры Гоги и Мэри.

      Давид всегда приходил на Гиоргобу в родной дом с женой Ниной. Детей у них не было. Вот уже лет пять. Но в этом году Нина впервые отказалась идти на семейный праздник.

      – Почему Нина не пришла? – мать бережно сняла с сына черное пальто.

      – Заболела, мам! – Давид поцеловал мать.

      – И ты оставил ее одну? Хочешь, вернись к жене? Отец поймет.

      – Нет, мам, все нормально. У нее невысокая температура. Наверное, обычный сезонный грипп.

      В зале громко смеялась Мариам. Давид вошел в комнату и уселся в глубокое отцовское кресло. На балконе курил сигару старший брат Георгий с женой. По комнате бегали дети. По какому-то иностранному телеканалу сирийский повстанец с оружием в руках кричал в камеру на ломанном английском: «Вечером война! Вечером война!» Мариам обняла брата за шею:

      – Обрати внимание на его майку!

      Давид присмотрелся. На груди сирийского повстанца красовалась красная надпись «Porn Star». Сириец размахивал оружием, продолжая предвещать войну.

      Давид улыбнулся одними губами. Сестра поцеловала его в щеку:

      – Я так по тебе соскучилась, дурак!

      Хозяйка заканчивала накрывать на стол. В комнату вошел отец и за руку поздоровался с сыном. У него были длинные до плеч волнистые волосы. Полностью седые. И белые усы. А лицо 64-летнего мужчины было гладкое, почти без морщин. И такие же, как у Давида, синие глаза.

      – У меня на все про все – час, – мужчина шумно уселся за стол и открыл бутылку вина.

      Мэри Накашидзе с удивлением посмотрела на мужа.

      – Ты что это? К чему такая спешка, Гоги?

      – В спальне – Серго. Я крепко надавал ему. Мэри, отнеси ему что-нибудь холодное. Чтобы эта наглая рожа еще больше не распухла. – Мужчина залпом выпил стакан вина и с шумом поставил его на стол.

      Мать, ахнув, выбежала в соседнюю комнату. Давид вскочил с места.

      – А ты сядь! Этот гад решил испортить нам святой праздник. Пришел под кайфом. Да еще набрался наглости просить у меня денег. У меня! У родного отца! На свою хренову дозу денег!

      Давид молча сел рядом с отцом и тоже налил себе вина.

      – Все годы лечения впустую. Все деньги в трубу. Бедная Нино! Я так виноват перед ней. Настоял на их свадьбе… Думал, он оставит эту хрень. А этому подонку на всех и на все наплевать! Кроме своего чертового кайфа. Ты знаешь, сколько у него долгов, Давид? Он тебе