Вельяминовы. За горизонт. Часть вторая. Том третий. Нелли Шульман

Ник вывернулся:

      – Жарко из-за плиты. Если ты будешь учиться в Вене… – он смутился, – мы сможем видеться на каникулах и вообще… – она скрутила темные волосы в узел, над столом витал пряный запах чеснока. Нику отчаянно хотелось коснуться ее длинных пальцев, потрогать локон, вьющийся над ухом:

      – Я ее обнимал целых два часа… – он сглотнул, – с остановками, но все равно она была у меня в руках… – Роза согласилась:

      – Сможем. Я буду посылать тебе этюды, как и сейчас, а на каникулах мы сыграем в шахматы… – Ник собрался с духом:

      – Или не только на каникулах. В Вене хороший университет, немецкий язык я знаю. Может быть, мне удастся организовать семестр по обмену или ты приедешь в Лондон… – вытерев руки полотенцем, Ник полистал лежащую на столе книгу:

      – Но вообще, – подросток помедлил, – мне бы хотелось с ним встретиться… – он кивнул на имя Франкла на обложке, – Инге ходил на анализ к дочери Фрейда, когда был в моих годах… – Ник иногда хотел рассказать кому-то о голосе матери в его мыслях, о своей уверенности, что она жива. Роза помолчала:

      – Приезжай и встретишься. Я уверена, что профессор Франкл тебе не откажет. Он правильно пишет, послушай… – у нее был красивый, низкий голос:

      – Меня пронзила мысль: в первый раз в жизни я увидел истину, воспетую в стихах стольких поэтов и провозглашенную как конечная мудрость столькими мыслителями: любовь – это конечная и высшая цель, к которой может стремиться человек. И тогда я осознал величайший из секретов, которыми могут поделиться поэзия, мысль и вера: спасение человека происходит через любовь и в любви, – Ник зачарованно повторил:

      – Через любовь и в любви. Он прав, Роза, любовь побеждает все… – в передней стукнула дверь. Гамен весело гавкнул:

      – Твой папа пришел, – Ник снял фартук, – сейчас я с ним поговорю… – Роза позвала ему вслед:

      – Безнадежно, папа не меняет своих решений… – водрузив потрепанный портфель на мозаичный столик, доктор Гольдберг развязывал перед зеркалом галстук. Завидев Ника, он смешливо сообщил:

      – Я бился с советом директоров компании за новый ультразвуковой аппарат. Откровенно говоря, на войне мне, бывало, легче, чем сейчас… – Ник выпалил:

      – Дядя Эмиль, поезжайте в Париж с Мишель. Я останусь здесь и за всеми присмотрю. Охранники тоже никуда не двинутся, все безопасно… – он думал о шахматных партиях с Розой, о вечерней росе на траве сада Гольдбергов, о пятнах земляничного сока на узких ладонях девочки, – не волнуйтесь, на меня можно положиться… – у парня был упрямый, сильный подбородок матери:

      – Глаза у него отцовские, – Гольдберг окинул подростка долгим взглядом, – и характер его же. Степан никогда не бросал людей в беде… – он сунул галстук в карман пиджака:

      – Да, – наконец сказал Гольдберг, – можно. То есть нужно, Ник. Ладно, я вам буду звонить из Парижа, а через неделю мы с Мишель вернемся домой. Пойдем, – Эмиль указал на дверь, – покормите