Эшенден. На китайской ширме (сборник). Уильям Сомерсет Моэм

угодно. И вот она лежит перед ним, лишенная дара речи. Эшенден долго смотрел на нее молча, а затем вдруг громко спросил:

      – Имеет ли это какое-нибудь отношение к войне, мисс Кинг?

      Что-то промелькнуло в ее глазах, а маленькое, старое лицо задрожало. Это движение нельзя было не заметить. Происходило нечто странное и ужасное. Эшенден затаил дыхание. Крошечное, иссохшее тело содрогнулось в судороге, и старая женщина, словно собрав в кулак оставшуюся волю, села в кровати. Эшенден вскочил со стула, чтобы ее поддержать.

      – Англия, – выкрикнула она единственное слово неприятным, надтреснутым голосом и упала ему на руки.

      Укладывая ее на подушку, Эшенден увидел, что она мертва.

      Безволосый Мексиканец

      [12]

      – Вы любите макароны? – спросил Р.

      – Что именно вы имеете в виду? – отозвался Эшенден. – Все равно как если бы спросили, люблю ли я стихи. Я люблю Китса, и Вордсворта, и Вердена, и Гете. Что вы подразумеваете, говоря про макароны: spaghetti, tagliatelli, vermicelli, fettuccini, tufali, farfalli или просто макароны?

      – Макароны, – ответил Р., который был скуп на слова.

      – Я люблю все простые блюда: вареные яйца, устрицы и черную икру, отварную форель, лососину на вертеле, жареного барашка (предпочтительно седло), холодную куропатку, пирожок с патокой и рисовый пудинг. Но изо всех простых блюд единственное, что я способен есть каждый божий день не только без отвращения, но с неослабевающим аппетитом, это макароны.

      – Рад слышать, так как хочу, чтобы вы съездили в Италию.

      Эшенден прибыл в Лион для встречи с Р. из Женевы и, приехав первым, пробродил до вечера по серым, шумным и прозаичным улицам этого процветающего города. Теперь они сидели в ресторане на площади – Эшенден встретил Р. и привел его сюда, потому что, как считалось, во всей этой части Франции не было другого заведения, где бы так же хорошо кормили. Но поскольку в таком многолюдном месте (лионцы любят вкусно поесть) никогда не знаешь, не ловят ли чьи-нибудь любопытные уши каждое полезное сведение, которое сорвется с твоих уст, они беседовали лишь на отвлеченные темы. Роскошная трапеза подходила к концу.

      – Еще коньяку? – предложил Р.

      – Нет, спасибо, – ответил Эшенден, более склонный к воздержанию.

      – Надо по возможности скрашивать тяготы военного времени, – сказал Р., взял бутылку и налил себе и Эшендену.

      Эшенден, сознавая, что ломаться дурно, смолчал, зато счел себя обязанным возразить против того, как шеф держит бутылку.

      – Когда мы были молоды, нас учили, что женщину надо брать за талию, а бутылку за горлышко, – негромко заметил он.

      – Хорошо, что вы мне сказали. Я буду и впредь брать бутылку за талию, а женщин обходить стороной.

      Эшенден не нашелся, что ответить. Пока он маленькими глотками пил коньяк, Р. распорядился, чтобы подавали счет. Он, бесспорно, был влиятельным человеком, от него зависели душой и телом многие его сотрудники,

12

© Перевод. И. Бернштейн, 2009.