Над Самарой звонят колокола. Владимир Буртовой

третье утро Данила вывел с постоялого двора свою кобылу, забил приседельную сумку харчами и торопливо на свой страх и риск погнался вслед ушедшему на восток мятежному воинству.

      «Все едино, – отчаялся Данила, выехав на пустынный Оренбургский тракт, – голову за пазушкой не схоронить, коль такое дело заварилось в наших краях! Как зайца барабанным боем не выманить из лесу, так и мне, сидя дома, Тимошу не вызволить из губительной круговерти!»

* * *

      В Илецкий городок Данила въехал уже после обеда, когда строевые казаки в числе трехсот человек при двенадцати пушках да вместе с ними местные жители преподнесли самозваному Петру Федоровичу хлеб-соль, при развернутых знаменах встретив его у раскрытых ворот.

      У этих же ворот два немолодых казака остановили Данилу Рукавкина. Один схватил кобылу за узду, сразу же прицениваясь бывалым глазом к седлу и сбруе. Другой, наложив руку на пистоль, устрашая купца, задергал усищами.

      – Откель едешь и куды? И какое у тебя дело в войске государя нашего? Не доглядчик ли губернаторов? Ну, сказывай!

      Ах ты, аршин заморский! Ах, лиходей без тельного креста на шее! Уже и к лошади моей приценяется без спросу – продам ли?» – ругнулся про себя Данила, не сробел, столь же сурово ответил, глядя с седла в колючие глаза казака:

      – Самарский купец я, прозван Данилой Рукавкиным. А в вашем войске, – он не назвал предводителя ни царем Петром, ни самозванцем, – ищу отрока, внука своего Тимошу. Думаю, он где-то подле моих давних знакомцев, яицких казаков Маркела Опоркина с братьями. Покличьте их, коль нужда есть опознать мою личность.

      – Вона как? И ты говоришь, Маркел доподлинно опознает тебя в лицо? – Голос казака стал менее суров.

      – Опознает всенепременно. Мы с ним вместе в Хиву ходили…

      – О том хождении и я наслышан, – ответил казак. – Едем к Маркелу. – И к напарнику: – Ты покудова один побудь у ворот, я мигом.

      И казак, петляя тесными проулками, забитыми возами, пушками и оседланными конями, выбрался наконец-то на площадь. И случилось такое, чего не предвидел Данила, – от церкви к площади выехал пестро одетый отряд казаков, а среди них на белом коне в бархатном малиновом плаще статный чернявый всадник в куньей шапке с бархатным же малиновым верхом.

      Сопровождавший Данилу казак заволновался, довольно громко прошептал ему:

      – Долой из седла! Сам государь Петр Федорович встречь объявился! – Проворно соскочил с коня и, не выпуская из рук повода, встал коленями на избитую копытами придорожную мураву, уступив путь царю и его свите.

      Данила, малость замешкавшись снять шапку, опустился рядом с казаком в надежде, что самозваный – а может быть и истинный, кто знает! – государь проедет мимо, не глянет на простолюдина, пребывая в великой радости ввиду покорения столь сильной крепости: доподлинно известно, что сытый волк смирнее завистливого человека, авось минет Данилу злой рок и пустится он далее искать своего Тимошу.

      Но так уж, видно, от роду