Мемуары цифровых святых. Евгений Валерьевич Решетов

можно было психикой двинуться. Я сам был свидетелем того, как оленю заклинанием снесло половину башки, а он повернулся в мою сторону и подмигнул уцелевшим глазом. С одной стороны полный фарш – мозги, кости, часть челюсти и разорванный язык, а другая сторона головы полностью цела. Игрок, который занимался истребление Бэмби, играл с выключенными ранами, иначе он бы понял, почему чувак пятидесятого уровня, который из-за финансовой нужды оказался в низкоуровневой локации, чуть в обморок не упал. Я тогда длинное письмо накатал наверх, не жалея красок и собственных эмоциональных переживай. Режим полного приближения ран к реальным оставили, но юристы Утопии составили еще более хитрый документ, который снимал с боссов игры всякую ответственность за то, что произойдет с игроком, который решил погеймить в этом режиме. Так вот, сейчас я играл ровно с тем же набором режимов, что и будучи Абракадабрусом. Привык что ли. Да и элемент более полного вживания в мир присутствует.

      Ладно, оставим лирику, у меня ведь великий путь к горе. Уподобимся же Фродо и Ко. Я бы, наверное, никогда не смог преодолеть этот маршрут, если бы не вспомнил о подарочке папаши-дроу. Инфравидение работало не в фоновом режиме, его нужно было активировать и жрало оно выносливость. Способность едва-едва подсвечивала красным цветом живность, но это все равно помогло мне добраться до подножия гор живым. Потихоньку, с интервалами для восстановления выносливости, но все же я дошел до безопасного места. Крался словно тать в ночи, иногда даже задерживая дыхание и мысленно представляя, что я всего лишь тучка-тучка-тучка.

      Между линией деревьев и началом горной тропы никто не желал нападать на меня, по причине того, что я не попадал ни в одну агрозону. Проверено еще, будучи, Абракадабрусом. На сегодня здесь и закончу свой великий поход. Пора жать логаут, а то уже мочевой пузырь припирает.

      Выбравшись из капсулы и ощутив легкое головокружение, на ватных ногах как можно быстрее помчался в маленькую комнатку с гордым фаянсовым троном. Вдолбленная за год проживания с бывшей девушкой дрессура, не дала мне сделать это, не подняв стульчак. Накатившее блаженство быстро прошло. Я вышел из туалета и по крошечному коридорчику вернулся в комнату.

      Квартиру я снимал однокомнатную в старом жилом массиве. Ремонта здесь не было еще с тех времен, когда первые люди карябали наскальную живопись и ходили в звериных шкурах. Вместе с квартирой мне во временное пользование достались: видавший виды раскладной диван с пледом в клеточку, и когда-то красный, а сейчас больше грязно-розовый палас с характерными вмятинами от ножек шкафа. Если судить по ним, то можно проследить жизненные кочевания шкафа. Раньше он стоял, в этом углу, потом в том, а сейчас кособоко прикорнул рядом с диваном. Тяжелые бархатные шторы, о которые вполне могла вытирать сопли еще Екатерина II, были всегда приоткрыты. По наличию или отсутствию полоски пробивающегося между ними света, можно было судить о том день сейчас или ночь.

      В лучах, еще не до конца, скрывшегося за горизонтом, солнца,