Евангелие рукотворных богов. Вадим Вознесенский

каждый к своему, – покачал головой Рахан. – Без чего мне не жить, тебе, может, и даром не надо.

      – Не хочешь говорить – и ладно. А кто ты, откуда будешь – тоже секрет?

      – Кто я? Бродяга. Пришел с Запада – там таких много война оставила. А здесь у вас словно и не было ничего.

      – Войну помнишь?

      – Я в ней участвовал.

      Вот так обыкновенно – участвовал в войне, о которой толком-то и сказать никто ничего не может.

      – Я знаю о ней не больше твоего, отец, – предупредил дальнейшие расспросы Рахан.

      – Какой я тебе отец – мне тогда тридцати не было. А ты, если оружие держал, тоже не пацаном воевал.

      – Да, приложила тебя жизнь, считал, постарше будешь.

      Зато по изувеченному изможденному лицу собеседника возраст определить было достаточно сложно. Длинные русые волосы, схваченные на затылке в хвост, однако, сединой тронуты не были. Определенно, подумал Сивый, полтинника ему все же не дашь.

      – С оружием, выходит, управляться умеешь, – сделал вывод старейшина.

      – Какой из меня теперь вояка, – хмуро усмехнулся бывший солдат и протянул Сивому руки.

      Тонкие белесые пальцы мелко подрагивали и больше походили на когти хищных птиц, каких полно было до войны по лесам. Плоть на ладонях практически отсутствовала, кожа чуть не просвечивала, как перепонки гусиных лап.

      – А еще что делать способный?

      – То, чему раньше учился, теперь вряд ли кому понадобится. Ты не беспокойся, я тебе обузой не стану – недельку еще подтянусь и дальше пойду. Отплатить, жаль, мне тебе за заботу нечем.

      – Ты это брось, – махнул Сивый. – Что ж мы, не люди? И жить здесь будешь, пока не поправишься.

      – Да ну, кости все равно уже не выправятся, да и руки… Послушай, возьми мой жилет. – Рахан выпрямился, попытался расправить плечи, досадливо сморщился и снова ссутулился-скособочился. – Мне сейчас его уже не надеть. А вещь хорошая – любой удар держит, он и до войны бешеных денег стоил.

      – К чему он мне, я человек мирный, – прищурился старейшина.

      – Не скажи, времена сам видишь какие. А нет – продашь, знающие люди неплохую цену назначат.

      – Ну, отказываться не стану, а ты все-таки не торопись, поживи у нас маленько.

      – Боюсь, боюсь не успеть, извини.

      – Тебе виднее.

      – Не обидишься, оставлю я вас, пока слабый совсем, утомляюсь быстро.

      – Конечно, отдыхай.

      Сивый встал и протянул гостю руку. Рахан на миг замешкался, потом ответил на рукопожатие. Жутковатое ощущение, словно скелет ладонь стискивает, оценил старейшина, но виду не подал, пожал осторожно, однако тонкие пальцы оказались неожиданно сильными. Глава рода едва заметно кивнул, калека оперся рукой о столешницу и с трудом приподнялся.

      – Счастливо.

      – Иди с богом.

      Вечером отпраздновали, а утром следующего дня все уже будто позабыли о минувших праздниках. Короткое лето не позволяло расслабляться – за оставшиеся четыре месяца относительного тепла необходимо запастись на долгие