Название | Homo sensum (человек смыслопорождающий) |
---|---|
Автор произведения | Станислав Морозов |
Жанр | Философия |
Серия | |
Издательство | Философия |
Год выпуска | 2018 |
isbn |
Немаловажным в свете сказанного представляется тот факт, что свой «Исторический смысл…» Выготский писал будучи приговоренным к смерти, «ему было отпущено врачами всего несколько месяцев жизни, так как состояние его считалось безнадежным, и он это знал!» (Выгодская, Лифанова, 1996, с. 199). А.Р.Лурия вспоминал: «Л.С.Выготский написал эту работу в трагической ситуации: он был болен туберкулезом, врачи говорили, что ему осталось 3–4 месяца жизни, его поместили в санаторий… И тут он начал судорожно писать, чтобы оставить после себя какой-то основной труд» (Цит. по: Выгодская, Лифанова, 1996, с. 200). Эта работа стоит особняком в творчестве автора культурно-исторической теории. Перед лицом смерти Лев Семенович создает методологический труд такой силы, что и по сей день его имплицитное содержание остается не до конца исчерпано (вычерпано) психологией и психологами.
Антиэмпиризм Выготского
В неопубликованном при жизни автора труде ярко проявилась его антиэмпиристская позиция. Но материализм в СССР непосредственно (хотя и негласно) отождествлялся с эмпиризмом. Диалектический материализм утверждал: критерием истины служит общественно-историческая практика. Советские марксисты вместо этого подставили формулу: «практика – критерий истины». В качестве такой безусловно истинной практики был признан эксперимент.
Поэт Александр Левин предложил выразительный эпитет: «Ученый в области науки». Советские «марксисты» в области науки экспериментально получаемые факты и их обобщения посчитали истиной в последней инстанции – истиной, не подлежащей обжалованию. Выготский неоднократно высказывал точку зрения, в соответствии с которой обобщение наблюдаемых явлений не дает возможности делать окончательные выводы. Для него на первом месте стоит теоретическая позиция автора, методологический принцип, положенный в основание той или иной экспериментальной разработки.
Здесь у Выготского не было разногласий с официальной идеологией, которая однозначно требовала всеобщего подчинения марксистской философии. Диссидентство Выготского проявилось в другом. Причем, наиболее остро эти разногласия выявились в начале тридцатых годов. И вовсе не потому, что это – период наиболее ярких теоретических построений Льва Семеновича, создания им теории речевого мышления.
Главное в другом. Советский тоталитаризм вынес из гегелевской философии, принесенной марксизмом, пожалуй, только одно: «Что действительно, то – истинно». Диалектика как учение о развитии была не то, чтобы запрещена – запретить Маркса и Энгельса в 20-е и 30-е годы было невозможно. Просто не приветствовалось и не рекомендовалось уделять слишком пристальное внимание методологии развития. Не приветствовалось и не рекомендовалось задавать