12 стульев. Золотой теленок. Коллекционное иллюстрированное издание. Илья Ильф

с полтиной, – тихо сказал любитель «Правосудия», поднимая руку.

      – С полтиной, прямо. Второй раз, с полтиной, прямо. Третий раз, с полтиной.

      Молоточек опустился. На гражданина из первого ряда налетела барышня.

      Он уплатил и поплелся в другую комнату получать свою бронзу.

      – Десять стульев из дворца! – сказал вдруг аукционист.

      – Почему из дворца? – тихо ахнул Ипполит Матвеевич.

      Остап рассердился:

      – Да идите вы к черту! Слушайте и не рыпайтесь!

      – Десять стульев из дворца. Ореховые. Эпохи Александра Второго. В полном порядке. Работы мебельной мастерской Гамбса. Василий, подайте один стул под рефлектор.

      Василий так грубо потащил стул, что Ипполит Матвеевич привскочил.

      – Да сядьте вы, идиот проклятый, навязался на мою голову! – зашипел Остап. – Сядьте, я вам говорю!

      У Ипполита Матвеевича заходила нижняя челюсть. Остап сделал стойку. Глаза его посветлели.

      – Десять стульев ореховых. Восемьдесят рублей.

      Зал оживился. Продавалась вещь, нужная в хозяйстве. Одна за другой выскакивали руки. Остап был спокоен.

      – Чего же вы не торгуетесь? – набросился на него Воробьянинов.

      – Пошел вон, – ответил Остап, стиснув зубы.

      – Сто двадцать рублей, позади. Сто тридцать пять, там же. Сто сорок.

      Остап спокойно повернулся спиной к кафедре и с усмешкой стал рассматривать своих конкурентов.

      Был разгар аукциона. Свободных мест уже не было. Как раз позади Остапа дама, переговорив с мужем, польстилась на стулья («Чудные полукресла! Дивная работа! Саня! Из дворца же!») и подняла руку.

      – Сто сорок пять, в пятом ряду справа. Раз.

      Зал потух. Слишком дорого.

      – Сто сорок пять. Два.

      Остап равнодушно рассматривал лепной карниз. Ипполит Матвеевич сидел, опустив голову, и вздрагивал.

      – Сто сорок пять. Три.

      Но, прежде чем черный лакированный молоточек ударился о фанерную кафедру, Остап повернулся, выбросил вверх руку и негромко сказал:

      – Двести.

      Все головы повернулись в сторону концессионеров. Фуражки, кепки, картузы и шляпы пришли в движение. Аукционист поднял скучающее лицо и посмотрел на Остапа.

      – Двести, раз, – сказал он, – двести, в четвертом ряду справа, два. Нет больше желающих торговаться? Двести рублей, гарнитур ореховый дворцовый из десяти предметов. Двести рублей – три, в четвертом ряду справа.

      Рука с молоточком повисла над кафедрой.

      – Мама! – сказал Ипполит Матвеевич громко.

      Остап, розовый и спокойный, улыбался. Молоточек упал, издавая небесный звук.

      – Продано, – сказал аукционист. – Барышня! В четвертом ряду справа.

      – Ну, председатель, эффектно? – спросил Остап. – Что бы, интересно знать, вы делали без технического руководителя?

      Ипполит Матвеевич счастливо ухнул. К ним рысью приближалась барышня.

      – Вы купили стулья?

      – Мы! – воскликнул долго сдерживавшийся Ипполит Матвеевич. –