12 стульев. Золотой теленок. Коллекционное иллюстрированное издание. Илья Ильф

задрав подбородок к потолку, в позе человека, готовящегося пройти церемониальным маршем. Елена Станиславовна села на стул, в страхе глядя на Остапа.

      – Наших в городе много? – спросил Остап напрямик. – Каково настроение?

      – При наличии отсутствия… – сказал Виктор Михайлович и стал путано объяснять свои беды. Тут был и дворник дома № 5, возомнивший о себе хам, и плашки в три восьмых дюйма, и трамвай, и прочее.

      – Хорошо! – грянул Остап. – Елена Станиславовна! С вашей помощью мы хотим связаться с лучшими людьми города, которых злая судьба загнала в подполье. Кого можно пригласить к вам?

      – Кого же можно пригласить? Максима Петровича разве с женой?

      – Без жены, – поправил Остап, – без жен! Вы будете единственным приятным исключением. Еще кого?

      В обсуждении, к которому деятельно примкнул и Виктор Михайлович, выяснилось, что пригласить можно того же Максима Петровича Чарушникова, бывшего гласного городской думы, а ныне чудесным образом сопричисленного к лику совработников, хозяина «Быстроупака» Дядьева, председателя «Одесской бубличной артели – «Московские баранки» Кислярского и двух молодых людей без фамилий, но вполне надежных.

      – В таком случае прошу пригласить их сейчас же на маленькое совещание. Под величайшим секретом.

      Заговорил Полесов:

      – Я побегу к Максиму Петровичу, за Никешей и Владей, а уж вы, Елена Станиславовна, потрудитесь и сходите в «Быстроупак» и за Кислярским.

      Полесов умчался. Гадалка с благоговением посмотрела на Ипполита Матвеевича и тоже ушла.

      – Что это значит? – спросил Ипполит Матвеевич.

      – Это значит, – ответил Остап, – что вы отсталый человек.

      – Почему?

      – Потому что! Простите за пошлый вопрос: сколько у вас есть денег?

      – Каких денег?

      – Всяких. Включая серебро и медь.

      – Тридцать пять рублей.

      – И с этими деньгами вы собирались окупить все расходы по нашему предприятию?

      Ипполит Матвеевич молчал.

      – Вот что, дорогой патрон. Мне сдается, что вы меня понимаете. Вам придется побыть часок гигантом мысли и особой, приближенной к императору.

      – Зачем?

      – Затем, что нам нужен оборотный капитал. Завтра моя свадьба. Я не нищий. Я хочу пировать в этот знаменательный день.

      – Что же я должен делать? – простонал Ипполит Матвеевич.

      – Вы должны молчать. Иногда, для важности, надувайте щеки.

      – Но ведь это же… обман.

      – Кто это говорит? Это говорит граф Толстой? Или Дарвин? Нет. Я слышу это из уст человека, который еще вчера только собирался забраться ночью в квартиру Грицацуевой и украсть у бедной вдовы мебель. Не задумывайтесь. Молчите. И не забывайте надувать щеки.

      – К чему ввязываться в такое опасное дело? Ведь могут донести.

      – Об этом не беспокойтесь. На плохие шансы я не ловлю. Дело будет поведено так, что никто ничего не поймет. Давайте пить чай.

      Пока концессионеры пили и ели, а попугай трещал скорлупой подсолнухов, в квартиру входили гости.

      Никеша