Ангел обыкновенный. Таша Истомахина

нам пройти мимо чьего-либо дома, а здороваться приходилось часто – здесь было так принято. Мы медленно шли мимо местного краеведческого музея, почты, мэрии, бакалейного магазина, модного салона, обувной мастерской, пока совсем обессиленные жарой, не добрались до шляпника.

      Внутри мастерской чуть резковато пахло клеем. Старушка нуждалась в передышке, поэтому мы усадили Эстер на стул с высокой спинкой и подлокотниками, а сами начали примерять все виды летних уборов. Почтальонша надевала шляпку, потом, мельком глянув в зеркало, восклицала «Не моё!» и бросала её на прилавок, так ни разу не дав нам убедиться, что ей действительно ничего не идёт. Я же искала мягкую шляпку, которую можно было скомкать и сунуть в рюкзак без вреда для её формы. Мерила панамки из хлопка, льняные береты, вязанные ажурные чепчики и плетенки из мягкой соломенной нити по типу канотье, даже бержерки, зная, что они не удобны в путешествиях. Из двух дюжин шляпок я, наконец, выбрала накрахмаленный клош из плотного льна с неширокими полями, который бросал на моё лицо густую тень. Я выбрала эту вещь по двум соображениям – она мне была нужна для конспирации, а ещё пленила атласная бейка по краю окружного шва.

      К тому времени как вся витрина перекочевала на прилавок, образовав разноцветную гору из головных уборов, Эстер задремала. Мы не тревожили её как минимум полчаса, а когда расплатились за купленные вещи – почтальонша выбрала шейный платок – то напугались. Руки старушки оказались холодными, голова свесилась к груди, а цвет лица стал ближе к меловому, чем к розовому. На легкое опасливое потряхивание Эстер с трудом разлепила веки и покорно позволила поднять себя со стула. До больницы нам оставалось только пересечь главную площадь, и к тому времени, как мы вошли в приемный покой, старушка шла уже сама, как малое дитя, вырывая свои руки, всякий раз, когда мы пытались поддержать её под локти.

      У стойки приемного покоя никого не оказалось, а вот главный холл больницы был битком забит врачами, медсестрами, больными и их родственниками. Поначалу мне показалось, что возникло неодолимое препятствие на пути моих планов, но на самом деле концерт, который в этот день давали школьники для своих подопечных в этой больнице, был только на руку. Никто не повернулся в нашу сторону, потому что все присутствующие с умилением наблюдали, как пигалица лет десяти воодушевленно поет песню о том, как всем нам хорошо будет завтра. В вестибюле было так много белых халатов врачей и розовых фартуков медсестер, что, похоже, остальные помещения больницы сейчас пустовали. Только один человек сильно изменился в лице, увидев нас. Молодой доктор страдальчески наморщил лоб, но все-таки встал и весьма неохотно подошел к Эстер:

      – Что случилось?

      – Доктор, – громко зашептала почтальонша, – дело плохо. Это либо старческое слабоумие или вялотекущее биполярное расстройство.

      – Ну, тогда пойдемте подтверждать ваши диагнозы, – мне показалось, что сегодня доктор сожалел о выборе профессии.

      Эстер