Письмо к Элизе. Евгений Николаевич Леонов

на сук и стал прыгать. Через несколько мгновений отпиленный кусок отвалился. Удовлетворённо кивнув, Бернард полез обратно, чтобы отпилить следующий.

      За напряжённой работой он не сразу заметил, что лес вокруг изменился. Что это? Бернард вдруг обнаружил, что все звуки затихли. Ветер, вывший всю ночь, стих так резко, будто кто-то закрыл окно. Тишина была абсолютной, и мышак стукнул пилой по дереву, не понимая, – может быть, это он оглох? Железо звякнуло как положено, приободрив Бернарда. Он был в своём уме и полном здравии. Как может быть в лесу абсолютно тихо? Тут есть жизнь, она всюду – на стволах и в кронах, в корнях деревьев и под корнями в глубине земли.

      На канавку легла тень. Нет, свет всё также шёл от солнца, потерявшегося за облаками, не было и тёмной тучи. Однако Бернарду казалось, что канавка, сук и он сам покрыты мраком. И в этом мраке что-то есть.

      Повинуясь инстинкту, он быстро огляделся вокруг, пробуя заметить опасность, однако лес был пуст. Ни ветра, ни движения: стеклянная тишина. Решив не рисковать понапрасну, он быстро спрыгнул в канавку, подтащил опавшие листья и соорудил маленькое гнездо, которое каждый мышонок учится складывать ещё в детстве. Бернард запрыгнул туда и зарылся с головой, обратившись в слух. Звуков по-прежнему не было, хотя мышак почуял, как нечто огромное двинулось к нему через лес. Оно широко шагало и, должно быть, с хрустом выламывало бы деревья, подбрасывая их корнями вверх, оставляло бы гигантские следы на земле, если бы имело форму и тело. Маленький мыш сжался в своём гнезде, едва не плача от чудовищной чужой воли, внезапно нависшей над ним. Он почти задыхался, не в силах вынести его присутствия. Наверное, то же самое испытывали и другие лесные жители; они забились в свои дупла, норы и логовища, вжавшись в пол, ни движением, ни вздохом не выдавая себя.

      В полной тишине посыпались мелкие снежинки. Они спускались не спеша, отвесно в отсутствие ветра.

      Жуть шла оттуда, из-за быстрого ручья, и не было в ней ни добра и ни зла, а только чужая неестественная природа, не принадлежавшая этому миру. Чёрное облако, как оно представлялось трепещущему Бернарду, приближалось всё ближе, и он скорее пожелал бы оказаться накоротке с лисой, врагом известным и понятным, чем с этим непонятным ужасом.

      Вдруг из-за поворота дороги, с той стороны, где она спускается в долину Лиенца, послышалась весёлая немецкая песня. Сочный и громкий голос выводил куплет про хитрого Ганса, который подружился с козой на сыроварне. Певец ничуть не стеснялся. Бернард моргнул – и морок исчез. Снова, постепенно разгоняясь, задул ветер, зашуршали в траве жуки; белка, царапая когтями кору, побежала вверх по стволу дерева.

      Ещё дрожа от страха, мышак залез на сук и принялся высматривать нежданного гостя, так кстати пришедшего сюда. Песня раздавалась всё громче и громче и, наконец, из-за поворота вывернул мышак в мундире, полушубке и с большим рюкзаком за спиной. На его