Жажда доверия. Часть 3. Выжить для вечности. Аника Вишес

Стерва! Я с тобой по-людски пришел поговорить, а ты от меня запираться вздумала?! Хочешь, чтобы я дверь вынес?! Или думаешь, не смогу, сил не хватит?!

      Раздался звук удара, означающий, что мужчина начал плечом прикладываться к разделяющей их преграде.

      – Сможешь, – спокойно ответила девушка. – Как только ты меня тогда запирать станешь? Или, может, сразу на цепь во дворе посадишь, как собаку?

      Марку затих, затем громко выругался:

      – Фу, чтоб тебя! Чтоб ты провалилась, чертова девка!

      – Это ты хотел мне сказать?

      – Чтоб тебе провалиться ко всем чертям!

      Его голос удалялся, девушка поняла, что Марку двинулся прочь.

      На улице примораживало, а очаг в покоях Эржбеты топить не торопились. Последние принесенные ей дрова она сожгла еще вечером и теперь начинала зябнуть. Когда Маришка принесла поднос с едой, пленница пожаловалась ей. Служанка только поджала губы, затем ответила:

      – Я и рада бы, но брат твой не велел приносить дров.

      – Уморить меня решил. Вот же хорек мстительный! – выругалась в сердцах молодая боярыня.

      – Да нет, не из мести он. Просто сказал: к чему на нее дрова тратить, если вот-вот приедет посланник из монастыря.

      – Почему это он так уверен?

      – Уж не знаю, но только он велел мне сегодня же вещи твои собрать.

      Эржбета задумалась на мгновение.

      – Говоришь, добр к тебе молодой боярин? Скажи, что я согласна, и что ты все выполнишь и вещи мои соберешь, и я не стану тебе мешать в этом, но только добавь, что у госпожи в покоях собачий холод, и дело пошло бы ловчее в тепле. И улыбайся ему.

      – Прости меня, боярыня, не стану я…

      – Скажи! – Эржбета сделала шаг навстречу служанке, и та отступила, испугавшись прямого горящего взгляда своей хозяйки.

      Девушка кивнула.

      – Ну, тогда ступай.

      Когда дверь за прислугой закрылась, молодая боярыня достала из тяжелого сундука, окованного железом, шерстяное верхнее платье и, не задумываясь, надела на себя. Затем села и принялась за скромную трапезу. Похлебка оказалась холодной, а хлеб черствым, зато Маришка положила ей большое яблоко. Зеленое, сочное, с твердой кисловатой мякотью, с конца лета оно ничуть не утратило своего аромата.

      Не успела Эржбета покончить с гостинцем, как ключ в замке опять повернули, и в покои вошла Маришка, а за ней еще одна женщина с огромной охапкой дров.

      Девушки затопили очаг и, как и было обещано, принялись собирать вещи. Дело шло медленно, в тягостной тишине. Маришка начала было в один момент что-то тихонько напевать, чтобы развеять тоску, но смолкла почти сразу, посмотрев на госпожу. Та выглядела мрачной, будто готовилась к собственным похоронам. Только глаза блестели живым, лихорадочным огнем, какой бывает во взгляде у больного. Эржбета была сама не своя.

      Из вещей клали в дорогу только самое необходимое, скромное одеяние. Богу красота ни к чему, он жаждет покаяния, – так говорили старики.

      Сундуки были собраны,