Наследник нечести. Упырь. Андрей Караичев

я, не глупая! – махнула бабушка рукой, словно обидевшись, – просто волнуюсь за вас.

      – Не волнуйся! Я это, пойду по деревне погуляю, – резко сменил я тему, – давно тут не был, ностальгия так сказать… тогда, жена как проснётся, покорми её там, подскажи как умыться, в туалет сходить. Да, ещё скажи, что я скоро вернусь. И, помни о моей просьбе!

      – Ступай с Богом. – Ответила бабушка и прихрамывая пошла в дом нашёптывая что-то себе под нос.

      Я проводил старушку взглядом.

      Да, она и вправду похожа на ведьму: сгорбленная, с седыми волосами, вырывающимися и вьющимися из-под платка, даже когда нет ветра (!), хромая походка, сухие руки с мозолями от нелёгкой жизни, лицо… да, особенно похожа лицом, – нос крючком, много морщин возле губ, словно, она всю жизнь со злостью их сжимала (хотя я чаще видел её улыбающийся и вообще не помнил, чтобы она злилась), большая бородавка на правой щеке возле носа и маленькие, лукавые глаза.

      Почему я это заметил только сейчас, при дневном свете, а не вчера при керосиновом? Или, когда был ещё маленьким? – «Так с этой мистикой и с ума можно сойти! А вообще, как бы там ни было, она моя любимая бабушка, да и в то, что она колдунья я никогда не верил, не верю и сейчас, – внешность, она обманчива!».

      Переодевшись в старую одежду, которая нашлась в бабушкином гардеробе я, широко зевая, отправился ностальгировать по улочкам своей родной деревни.

      Глава 6. Тётя Вера

      Когда я шёл по родной деревне, по этой неровной и поросшей травой дороге, вдоль которой стояли, а местами уже и лежали электропроводные столбы, со свисавшими на них ошмётками голых, алюминиевых проводов, то, не без труда узнавал родные места.

      С правой и с левой стороны было почти одно и тоже: заброшенные избы с заколоченными досками окнами, которые различались между собой разве, что, состоянием: одни были поприличнее, другие полуразрушенные, а третьи вообще, с поваленными стенами и крышами.

      Всё это окружали сгнившие заборы, за которыми находились поросшие бурьяном и деревьями огороды… но, самое главное и тяжёлое для меня, – всюду царила пустота. Полное отсутствие людей.

      Видимо, те жители, которые ещё остались в деревне, предпочитали быть на своём огороде, а не гулять по поросшим зарослями улицам.

      Прошло всего-то только десять лет (и то, с округлением) как я уехал отсюда, а так деревня изменилась: всё превратилось в труху и разруху.

      По дороге не скачут больше лошади, запряжённые в повозки и подгоняемые нагайками своих наездников, не слышно весёлых мелодий гармошек, пения старушек, тракторов с полей, подвыпивших уже с раннего утра мужичков и их же перебранок с жёнами, не бегает по округе детвора, нет ни велосипедов, ни мопедов с мотоциклами, ни даже обычных прохожих.

      Нет больше заливистого лая собак, которые раньше шумели в деревне днями и ночами, зато, вместо них из леса теперь стали подвывать волки, правда ночью (так сказала