Про любовь, ментов и врагов. Лия Аветисян

ты, мать твою-перемать, – уронил очочки Дядя Вова, – ну что ты скажешь? – Но вопрос повис в воздухе, так как сосед уже безопасно смотрел то же самое в своей квартире, а жена Дяди Вовы семенила между кухней и столовой, накрывая стол к ужину.

      – Армен? Это я, Карапетян, – заскрипел он в мобильник, хотя мог бы и не представляться: такого пропитого голоса, как у образцового трезвенника Дяди Вовы, не было больше ни у кого. – Как дела? Угу. Слушай, Шварц, – продолжил он, – тут показывали по телевизору в вечерних новостях этих боевых женщин у Центра культурологических исследований. Смотрел? Ну да, ты занят делом, а я бездельник. Да нет, я не о том. Слушай, мне имя одной показалось знакомым – уж очень длинное: Шагандухт Мелик-Шахназарян или вроде того. Она у нас по делу Лусиняна не проходила? Просто поклонница таланта и меценатка? Ты с ней говорил? Только по телефону? Так допроси чёртову куклу по форме: она вон в знак протеста бросаться с крыши надумала – этого еще нам не хватало! Как вообще – вырисовывается? Со свидетелем сейчас беседуешь? Небось свидетельница? Ха-а-а-ха-ха-а. Нет, спасибо, этих отчаянных старушек я и сам боюсь. Ну да, ну да. Ладно, до связи.

      Беседа с любимчиком – надежным, как броня, Шварцем, выправила настроение, и Дядя Вова устремился в направлении вкусных ароматов соседней комнаты.

      Пирожки для полковника

      15 декабря 2004 г., полдень

      Бабульки были – чистый клад. Лучших информаторов Шварц за всю свою карьеру не сыскал бы. Без телекамеры они не кричали, разговаривали тихо, с достоинством. Все трое были смешливы и кокетливы, как девочки-подростки, но гостеприимны и словоохотливы – как заправские бабушки. А главное – будучи жительницами Еревана в Бог его знает каком колене, знали всех, всё про всех и даже больше. Две родились и состарились в обширном двухэтажном красавце-доме, построенном государством для их высокородных дедушек ещё на заре Советской власти, а Шаганэ пришла в этот дом юной снохой высокопоставленного советского чиновника, и это был практически отчий дом и для нее. В разное время они выдали замуж дочерей, женили и проводили разъехавшихся сыновей, похоронили родителей, свекров и свекровей, стали вдовами. Последней лет десять назад овдовела Шаганэ, чей муж был заслуженным летчиком уже не существующей страны. Бабульки казались лёгкой добычей для затеявших строительство вандалов, но их моментальная устранимость с пути оказалась обманчивой.

      – Вот я и говорю, – излагала Шаганэ, пристроив на коленях в светлых брючках свою не в пример хозяйке молчаливую болонку, – Культурологический центр – это чистая фикция. Раз уж они своей бетонной коробкой загородили наш фасад в трех метрах от моего балкона, я их внутреннюю планировку лучше них самих знаю. Что это за культурный центр, если сплошные водопроводные и канализационные трубы по всему первому этажу? Это же типичная баня!

      – Не баня, а сауна, – поджала губы Бабулька Номер Два. – А наверху – номера с санузлами. У этого прощелыги Алтуняна такой опыт уже есть.

      – Какой-такой